Амадора. Та, что любит… - Ана Феррейра Страница 24

Жайме был отъявленным вруном. Я ему нравилась, но как только он начинал врать, ему было не остановиться. Мне казалось, что он из тех мужчин, которым не хватает уверенности в себе, и поэтому они живут в вымышленном, параллельном мире. Когда мы были вместе, я не сомневалась, что он держал еще двух или трех любовниц. А поскольку официальной любовницей была я, то именно мне суждено было стать жертвой измены…

Он находил любой предлог, чтобы уклониться от встречи со мной. Пытаясь обеспечить алиби, он три раза в год ходил на день рождения к племяннику — я уж не говорю о бесконечных собраниях и неожиданных командировках. Женщины, которые ему звонили, по его словам, были добродушными толстухами и высохшими, как мумии, тетками. Врунов я знаю как облупленных, так что не верила ни единому его слову. Для меня не было тайной, что он мне изменял и при этом ничего не мог с собой поделать. Но мне казалось, что его ложь мне даже нравилась, поэтому секс у нас был первоклассный. Сначала его отлучки были для меня хуже пытки, но потом я притерпелась к его вранью и к тому, что он постоянно меня дурачит. Я была как будто ослеплена, но сквозь это ослепление прорисовывалась истина, которую я и боялась, и желала: Жайме мне изменяет. Всякий раз, когда мы бывали близки, я возбуждалась, воображая Жайме с другой женщиной, и наслаждалась при мысли, что каждая из них испытывала то же, что и я… Кого я только не воображала — актрис, подруг, домработницу, кассиршу из банка. Хотела было предложить ему любовь втроем — но наяву я не выдержала бы, если б он при мне тешился с другой, проникая в ее плоть… Нет уж, лучше ограничиться фантазиями.

Я подвезла его до аэропорта и поехала домой. Перед сном попыталась позвонить ему и спросить, как он долетел, но мобильник у него оказался отключен. Наверное, что‑то случилось… Этим что‑то наверняка была другая женщина! Мне все стало ясно. Спать расхотелось. Я выключила свет и стала глядеть на подаренных им плюшевых мишек. Их было двенадцать. Я обняла белого медвежонка и расплакалась, как все брошенные женщины. Частенько я его подозревала, но, когда он приходил, начинал говорить ласково, как киногерой, и обязательно приносил романтический подарок. И тогда я в очередной раз готова была поверить, что мои подозрения — это плод моей разгоряченной фантазии или злонамеренных вымыслов завистливой подруги‑интриганки.

Однажды я его застукала с какой‑то девицей в галантерейном магазине. В этот момент я зашла в аптеку и увидела, как он вошел в магазин, а она закрыла за ним дверь. Я вышла из аптеки в неутешном горе. Подошла к затворенным дверям галантереи, услыхала учащенное биение собственного сердца и приглушенное хихиканье парочки, занимающейся черт знает чем в двух шагах от меня…

Я замолотила кулаками в железную дверь. Сразу собралась толпа любопытных в предвкушении захватывающего зрелища. Давешняя девка отворила дверь, и появился Жайме, яростно потрясая двумя свертками и громовым голосом увещевая собравшихся, чтобы каждый из них занимался своим делом. На одном из свертков был тот же фирменный знак, что и на дверях магазина: хитрюга хотел меня убедить, что просто зашел купить носки. Я‑то понимала, что это не так, но он схватил меня за руку и стал клясться и божиться, что любит меня, что с этой дурнушкой у него ничего не было. Мы пошли ко мне домой. В другом свертке оказался голубой мишка — свидетельство еще одной измены… Тут меня словно озарило. Двенадцать мишек означают двенадцать женщин. Каждый из них знаменовал измену! Вот оно что! Эту медведицу он купил, когда натянул Бетти! Он всё отрицал, но я‑то знаю… Мишка в клетчатом галстуке — это психологиня из семьдесят первой квартиры. Об остальных ничего не знаю, но наведу справки. И пусть все они одуреют со страху, когда в газетах и по телевидению каждый раз будут сообщать об очередной жертве маньячки. «…Все девушки обнаружены в обнимку с плюшевыми медведями. Одной из них удалось спастись. Она сообщает, что убийца — молодая женщина белой расы, умная и красивая!!!» Сначала убью их, одну за другой, потом — его. Как я тебя ненавижу! Потом скроюсь и присоединюсь к бездомным бродягам, у которых нет ничего — ни любви, ни радости, ни желания жить.