Продолжай стонать - Мария Коваленко Страница 24

- Я тоже рад тебя видеть. - Часы приятной тяжестью осели на запястье, и я наконец ощутил себя человеком. - Но почему так долго?

- Не поверишь, но в нормальных семьях мужья и жены приятно проводят время дома, а потом ложатся спать.

- Я звонил тебе три часа назад. Досюда ехать минут двадцать. Разбудить, кого надо, еще полчаса.

- В твоей благодарственной речи потерялось слово «спасибо».

Этот умник пропустил меня первым из камеры, а затем под локоть, как королеву, вывел мою жену.

- Дорогая, - повернулся он к ней, - если все же решишь кинуть этого мудака, я согласен стать твоим адвокатом бесплатно. Готов работать за идею без выходных и проходных. На благо общества!

- Ты ещё обобрать меня предложи!

Особо не раздумывая, я плечом вклинился между этими голубками и притянул удивительно молчаливую жену к своему боку.

- А я и оберу! - Лаевский важно кивнул. - Без штанов оставлю. Нечего будет в чемодан класть. Не сомневайся!

Вспомнив, как сегодня уже покрасовался перед нарядом полиции без штанов, я нервно дернул шеей. Последние капли отрезвляющего словесного душа смыли даже следы сомнений.

- Так что, Лена? - Мой адвокат-камикадзе раскрыл перед нами дверь участка и взглядом указал на джип. Мой! Родной! С чем-то подозрительно похожим на чемодан на заднем сиденье. - Растереть его для тебя в порошок?

Словно только сейчас поняла, что у нее что-то спрашивают, Лена вскинула голову. Задумчиво округлила свои нежные губы. Но ответить ей я не дал.

- Все. Хватит. - Резко потянул за собой к машине. - Впечатлений уже по горло. Наразводились. Пора домой.

10.2

По мере приближения к дому жесты Лены становились все медленнее, зевки все чаще, а моя уверенность в принятом решении росла в геометрической прогрессии.

Возле дома я готов был вкатить свою драгоценную жену в квартиру с кляпом во рту на чемодане.

К счастью, насильничать не пришлось. Все такая же странная, Лена не сказала ни слова о моей наглости или разводе. Наоборот, она сама распахнула дверь подъезда, когда я толкал чемоданы, и первым пропустила меня в грузовой лифт.

Наше шествие по квартире напоминало возвращение из командировки.

Снова не было сцен и истерик. Опять я тихо крался от двери, только уже не один, а с женой за руку. Вновь мы интуитивно, будто умели читать мысли, угадывали действия друг друга - ловили падающий на паркет телефон, руками закрывали друг другу рты, чтобы не разбудить детей, придерживали двери и расстилали постель... Нашу! Супружескую!

В душ мы тоже ушли вместе.

Лена настроила воду – горячо, как мне всегда нравилось. Я взял с полки гель и осторожно, внимательно, стараясь не пропустить ни одного сантиметра кожи, принялся мыть свою жену.

Казалось самым важным на свете смыть с нее пыль и запах полицейского участка. Заставить забыть это наше дурацкое приключение. И хоть в чем-то снова довериться... моим рукам, без мочалки скользящим по телу, губам, целующим в лоб и виски, штуковине в груди, которая со всей дури билась о ребра, словно внутри уже не хватало свободного места.

Голова от этой близости шла кругом.

Вроде бы ничто не мешало. Не было ни одежды, ни свидетелей. Член привычно стоял – как почетный караул у королевского дворца. Но даже мыслей о сексе не возникало. Тихо между извилин было. Спокойно как в раю. Больше секса радовало, что Лена не отталкивает, что разрешает гладить себя и улыбается... едва заметно, уголками губ. Джоконда моя питерская.

- Если бы только знала, как соскучился. - Я сам не сразу понял, что произнес это вслух.

- Никита тебя в душ не пускал?

Карие глаза жены устало сверкнули снизу-вверх и закрылись.

- В его душе не было тебя.

- А это важно?

- Как оказалось, это самое важное.

Плюнув на гель и пену повсюду, я не выдержал и прижал Лену к своей груди. Словно большой пластырь к ране приклеил.

- Но можно же найти замену. У тебя столько времени свободного было. - Эта вредина смешно отфыркалась и послушно положила голову на плечо.

- Я его безнадежно просрал. Думал о жене и ни на кого смотреть не мог.

- Даже не знаю, сочувствовать тебе или отпустить еще немного побегать на воле.

Нахалка зевнула прямо мне в ключицу. Обдала дыханием так, что дрожь от затылка до пяток прошла.

- А ты отпустишь?

- Опять по бабам?

- Не «опять», а «первый раз», - пришлось поправить.

- Басманский, вот ты вроде бы умный такой, серьезный, а изменять нормально так и не научился. Все у тебя...

- ... через задницу?

Так хорошо рядом с ней стало, что сил никаких не было. Казалось, задушу от счастья.

- Да!

Словно в подтверждение, узкие женские ладони стекли с моей спины на ягодицы и крепко по-хозяйски сжали.

- И давно ты догадалась, что у меня с Юлей ничего не было?

Меньше всего рядом с женой под душем я хотел вспоминать Лаевского. Извращением это попахивало! Но друг все же оказался прав в своей догадке. На сто процентов прав! Будто знал всё заранее.

Вместо ответа Лена как-то неопределенно пожала плечами и лишь долгую минуту спустя произнесла:

- Наверное... почти сразу. - Рассмеялась. - Ты такой смешной был. Лежал, раскинувшись звездочкой, поперёк кровати. Будто никого рядом нет и быть не может. В носках. И храпел как больной насморком бульдог.

- Ты меня с собакой сравнила?!

От легкости, которая вдруг накрыла, на месте устоять было невозможно. Казалось, пятки от пола вот-вот оторвутся.

- Я чуть не оглохла! Честное слово! - Лена театрально округлила глаза. - Перед девушкой даже неудобно стало. Она, бедная, ведь терпела!

- Ах, ты моя жалостливая!

Чтобы хоть немного снять стресс, я тоже помял ее булки. И разок легонько шлепнул.

- Я такая, ага...

Лена сама вжалась мне в грудь. Оплела руками. Губами дотянулась до шеи и поцеловала.

- И чемоданы мне тоже сложила из жалости, чтобы вещи не помял. - Я уже не спрашивал. Теперь все было ясно как день и без вопросов.

- Твои рубашки... они каждая как крыло от самолёта стоят.

- И к Никите выгнала, чтобы в отеле один не страдал.

- Ты бы там всякой дрянью питался, а мне потом твой желудок лечи.

Лена совсем затихла.

- Родная, ты знаешь, что я люблю тебя больше жизни?

Не осталось ни терпения, ни спокойствия. Штуковина за грудиной стучала как барабанная установка, и от счастья жестко ломило переносицу.