Медовый месяц с чужой женой - Ольга Коротаева Страница 23

Я так распалилась, что не заметила, как Макс добавил к языку палец. Массировал осторожно, напирал властно и бормотал что-то, покусывая набухший бугорок, но когда я почти взорвалась на миллиарды мерцающих звёзд, неожиданно замер.

— Терпи… — прошипел он, вытянул палец из меня и, ласково поглаживая разгоряченную плоть, прошептал: — Не смей кончать, накажу, же-на.

Сгорая от стыда и возбуждения, я вывернулась и, соскользнув с кровати, торопливо засунула руку ему в брюки. Ощутив под пальцами огромный каменно-твёрдый член, невольно вздрогнула, но не отступила. Да, надо сделать это сейчас, пока я ещё я, пока Макс не размазал мою гордость, не смял личность. Сейчас я буду думать, что это мой выбор.

Обхватив член, я провела рукой вниз до самого основания и постаралась игнорировать пугающие мысли о несоответствии размеров мужских и моих. Утешала себя тем, что скоро всё закончится…

— Что ж ты творишь, По-о-оля? — Макс выгнулся и стиснул крупную челюсть, вплел в мои волосы пальцы и осторожно потянул на себя. Глаза в глаза. Показалось, что монстр сбросил маску, внезапно став человеком. Но обидная фраза снова слетела с его губ: — Не терпится почувствовать мою мощь? Да? Или это заказ такой? Искусить меня решила? Пока я бесился в толпе, думая, что тебя порубили на куски, ты лизалась с ним, помаду размазывала, и думаешь, что поверю в твою искренность? — да, всего лишь показалось. Он все тот же зверь без сердца. — Непослушная, — зло прошипел Честенер. — Ядовитая Пелагея. Русская… с… — он сел, почти упал, на кровать и потянул меня за собой. Заставил встать и увидеть в его глазах настоящую хищную ярость. Это так было завораживающе страшно, что я не могла связать слов, не могла шевелиться, просто смотрела в глубину потемневших от страсти и похоти серых глаз и ждала очередной плетки. Да, пусть добивает, мне все равно.

— Что тебе нужно, Поля? Зачем это все? Ты же сопротивлялась, дралась, кусалась? А теперь нападаешь… ноги расставляешь, как текучая телочка, — он смял мою грудь и немного выкрутил соски. Но стало не больно, а приятно, будто молнии разбежались по коже. Будто Макс знал грань удовольствию. Причинял боль, но не убивал. Играл мной, как кот с мышкой. — Знаешь, мне интересней было, когда ты вырывалась, а теперь… — он убрал руки и отодвинулся. — Ску-у-учно.

Меня накрыло тяжёлой душной волной гнева.

— Скучно?! — по-русски закричала я так, что зазвенели стаканы в баре. потеряв контроль, забыв и про статус Макса, и про его телохранителей, изо всех сил ударила его кулаками в грудь, да так, что он отпрянул и нахмурился. Я же не могла сдерживаться и, запрыгнув сверху, вцепилась ему в волосы: — Ах, тебе скучно?! Ну, я тебя сейчас развлеку так, что мама родная не узнает!

Макс перехватывал мои руки, со смехом попытался отодрать от себя, но я, доведённая до крайней точки отчаяния, потеряла последний страх и, казалось, даже разум. Я сама не понимала, чего добиваюсь от мужчины, лишь хотела выдрать ему волосы, кусалась и цараплась, как озверевшая фурия. И, давя рыдания, выкрикивала:

— Ну, ты кобель американский! Извращенец мерзкий! Садист проклятый! То минет ему подавай, то нос воротит, как от прокажённой, но отпускать не собирается. Не-е-ет! Как же? Ещё не наиздевался?

Макс, довольно посмеиваясь, не пытался меня остановить, лишь удерживал за руки, да и то не сильно старательно. Все мои удары, укусы и царапины лишь забавляли монстра. Я совершенно потеряла голову и не вспомнила, что американец не понимает ни слова из моих выкриков. Но мне на это было наплевать.

— Я-то на что сдалась? Ну, чего тебе от меня надо?! Брал бы своего Дорогова и трахал бы ему мозги. Оба с жиру беситесь…

При упоминании этой фамилии Макс мгновенно подобрался и, сжав на моих запястьях тиски сильных пальцев так, что я вскрикнула от боли, прошипел:

— А вот теперь мне невероятно весело.

Я сжалась в комок, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. От боли в запястьях, от ужаса при виде почти почерневших от ярости глаз монстра, от пронзающего тысячами игл ледяного тона его голоса. Он приподнялся и швырнул меня на кровать. Взгляд мой помимо воли тут же переместился вниз, на полурасстёгнутую ширинку, где брюки сильно оттопыривались. Я понимала, что мне лучше бы помолчать, но гнев лился из меня помимо воли.

— Что? Заводит сопротивление? Нравится играть в насилие? — я сдула, упавшую во время борьбы прядь, и глянула исподлобья на своего палача: — Так ты скажи. Я подыграю. Хочешь меня наказать, му-у-уж?

Взгляд его снова изменился, губы растянула жесткая усмешка:

— О, да, же-на… Я очень хочу тебя… наказать. — Кивнув, приказал: — А теперь молчи, — прошептал, наклонившись, прямо в губы, втолкнув в мой рот горячий испепеляющий воздух.

Я, вздрагивая всем телом и ужасаясь самой себе, удивляясь, как я ещё не лишилась ни чувств, ни рассудка, вытянулась на постели и сцепила зубы, чтобы не выпалить еще колкость.

Монстр улёгся рядом, плечо к плечу, и, заложив руки за голову, уставился в потолок. Через несколько минут я, уже немножко придя в себя, осторожно спросила:

— И?.. — горечь и обида вновь вылезли, и у меня вырвалось ядовитое: — Выбираешь, наручники или плеть?

— Я же попросил молчать, вредная супруга, — Макс цокнул языком и, как кот, потянулся на постели: — Наручники? — задумчиво и серьёзно переспросил он, так и не глянув на меня. Царапал взглядом потолок, а потом и вовсе прикрыл глаза. — Слишком просто. Плеть? — мужчина замолк, и по моему загривку пополз лёд ужаса. Я же сама предложила! А вдруг он действительно захочет меня избить? Или убить? Порезать на куски? Я судорожно сглотнула, а Макс, к моему облегчению, продолжил: — Нет, не пойдёт, я больше люблю честную драку… Кулачные бои, например. Или бокс — еще круче.

Я снова напряглась, гадая, можно ли считать «честной дракой», если придется отбиваться от Макса? Да он меня одной пощечиной в стенку вобьёт!

Честенер вдруг задумчиво протянул:

— Нет, нужно что-то более… изящное. Точнее, изощренное. Молчи и не шевелись, По-ля, не мешай мне думать, как тебя наказать.