Присвоение - Марина Кистяева Страница 21

Потому что он увидел, как Женя начала себя ласкать.

Ошибиться Барсов не мог.

И всё. Мир закристаллизовался, даже мороз перестал остро ощущаться. Мужчину кинуло в жар. Каждая клетка тела вспыхнула от некого предвкушения, вожделение разгоряченной лавой потекло в крови.

Он видел разное. Видел многое. Партнерши ласкали себя при нем. Причем в более раскрепощенной обстановке, показывая себя полностью. Заводясь от этой шальной откровенности не меньше, чем он. Степан любил эротические игры, был поклонником петтинга. Ему нравилось видеть, как партнерши «плавятся», как изнемогают от вожделения.

Но то, что он видел сейчас – другое. Абсолютно. Это был полный отрыв башки, иначе и не скажешь.

Женя ласкала себя, прикрыв глаза и откинув голову на бортик. Её волосы цвета спелой пшеницы рассыпались частично по воде, частично по плитке, создавая ареол, к которому невозможно было остаться равнодушным. Но больше торкало её откровенное наслаждение от неспешных ласк. Женя трогала себя, гладила, уверенная, что её никто не видит и не потревожит.

А если бы вместо Степана вышел Рус? Или Игнат? В груди мужчины вспыхнуло пламя, которое Барсов успешно потушил. Не до него сейчас.

Женя приглушенно застонала, немного заерзала, нырнула второй рукой под воду. Степан так же шагнул вперед в жажде видеть, что делает Потеряшка. Значит, вот как… Мужчинам трогать себя не разрешает, а сама шалит?

Если бы Степан не был оголодавшим по одной конкретной девочке, то посмеялся бы над своими мыслями. Все мы взрослые люди, и каждый выбирает тараканов под стать себе.

У Жени они явно были особого сорта, с которыми Барсову ещё не приходилось сталкиваться. Член напрягся, дернулся в штанах. Степан поправил его, сам едва не застонав от неудовлетворения.

Он сделал несколько шагов вперед, уже особо не скрывая своего присутствия. Ему хотелось, чтобы чертовка открыла глаза и увидела, что она устроила представление!

На которое он не может не отреагировать…

Что-то спугнуло девушку. Она засуетилась и открыла глазки.

Степан как раз стоял так, чтобы она сразу же его увидела.

Увидела.

Испугалась.

Её реакция была неприкрытой, искренней, без примеси наигранности. Глазюки, в которых отражались блики воды, распахнулись на пол-лица. Казалось, она даже перестала дышать. И замерла.

Степан медленно, давая понять, что поздно, что она упустила момент, когда можно было как-то избежать продолжения, покачал головой и негромко сказал, не сомневаясь, что она услышит:

– Оставайся, где сидишь, Потеряшка. Ни с места.

Даже он расслышал в своем голосе предостерегающие нотки.

Она и подавно.

Пока Женя приходила в себя, Степан действовал.

Кардинально.

Быстро разделся, бросая одежду куда ни попадя. Купальных плавок на нем не было. Остался в боксерах – никуда они не денутся, в воде с него не спадут. А если и спадут, он не расстроится.

Нырнул так же быстро. Плыл, уверенный на девяносто девять процентов, что Потеряшка останется на месте. Так и оказалось. Джакузи было небольшим, рассчитанным на романтическую парочку, максимум ещё на троих-четверых. Эффект неожиданности сыграл Степану на руку.

Женя оставалась на том же месте. И, кажется, по-прежнему не дышала. Он вынырнул рядом с ней и приблизился максимально близко, уперев одну руку в борт, интуитивно блокируя пути отступления для девушки.

– Степан, – выдохнула она, точно сомневалась в его реальности.

– Я, – подтвердил Барсов, выпуская клубок горячего пара, мгновенно затуманившийся морозцем. – Надеюсь, именно меня ты на подсознательном уровне и ждала.

– Нет, я… – поспешила обломать его девушка, но он не позволил.

– Тихо, ничего не говори, – понизив голос, распорядился Барсов, и Женя на удивление послушалась. У Степана от некого предвкушения в груди приятно зажгло, адреналин снова всколыхнулся, как тогда, при первой встрече с Потеряшкой, когда Барсов был уверен, что драка с мужиками в кожанках состоится.

Женя на его слова приоткрыла свой чувственный ротик и шумно, надрывно вздохнула.

Степана от её открытости, непоказушности пробрало ещё сильнее. Он придвинулся максимально близко к ней, их тела в воде фактически соприкасались. Контраст холодного воздуха и теплой воды будоражил. Но куда сильнее его будоражили глаза Жени, в которых до сих пор отражалось возбуждение. Неожиданное, сладкое, запретное.

– Ну что ты, – мягко добавил Барсов, видя реакцию девочки. – Что ты… Тихо, маленькая, всё хорошо.

– Всё… хорошо? – в её вопросе слышалось искреннее недоумение, точно она не верила собственным ушам.

– Конечно, – Степан улыбнулся и мысленно похвалил себя, что не оскалился в ответ от хлещущего его из всех сторон возбуждения. Он не помнил, чтобы его настолько сильно крыло когда-либо. Только если в молодости, но там всё воспринималось остро.

Женя дышала тяжело. Говорить что-либо не спешила. Её пунцовые щеки никак не были связаны с морозцем или с горячей водичкой. Их яркий цвет имел вполне обоснованную другую причину.

У Степана тоже дыхание сбилось, но он силился не показывать, насколько возбужден. Спугнет, как пить дать. Одно неосторожное движение, и Потеряшка забьется в его руках. Сбежит. А назавтра стартанет на попутках в родной город, ищи-свищи её потом. С неё станет. Опыт дезертирства уже имеется.

– Чего ты испугалась? – снова заговорил мужчина, вставая таким образом, чтобы в случае необходимости мягко, но твердо пресечь любые попытки Жени уйти. – Не стоит… Тихо, тихо, маленькая. Тебе скоро двадцать один год. Ты говорила – я запомнил. Мама тебя воспитывала одна. Ты ей дала обещание, что до двадцати одного года сохранишь девственность.

Услышав ещё один рваный полувздох-полувсхлип, Степан понял, что попал в «яблочко». Ожидаемо, тут ничего сложного не было.

Он ещё немного придвинулся, их бедра едва ли не соприкасались.

– Но природа берет своё, Женечка, – мягко продолжил стелить Степан, хотя вся его деятельная натура рвалась вперед. Он уже видел, как закидывает ноги Жени, если не на плечи себе, так на торс, отодвигает в сторону промокшую ненужную ткань трусиков и резко врывается в мягкое, податливое лоно. В висках застучало от напряжения, мышцы напряглись во всем теле. – И в этом нет ничего постыдного или крамольного. Ты хочешь разрядки, маленькая?

Как Степан не выдвинул предложение помочь – для него осталось загадкой. Его самого раздирало на части от возбуждения, от той страсти, что кружилась по крови. Крышу рвало основательно. И отчего… Оттого, что девочка-девственница стоит и хлопает глазками. Ничего не делает – не пытается его соблазнить, обольстить. Она даже не трогает его! Более того… Сунься он к ней без предупреждения – получит новые царапины. И уже не на руках.