Эммануэль. Антидева - Эммануэль Арсан Страница 2

– Надеюсь, у вас под шортами хотя бы ничего не надето? – обеспокоенно интересуется он.

– Ну и вопросы у вас!

Из-под трикотажных розовых шортиков между ног у Эммануэль выглядывают черные завитки волос лобка.

Марио, однако, не слишком доволен и считает нужным прокомментировать наряд:

– Мне не нравится, как вы одеты. Юбку всегда можно задрать, юбка обеспечивает доступ. А шорты доступ закрывают. Ваши ноги перестанут меня интересовать, если они по-прежнему будут запрятаны в этот футлярчик.

– Я сниму этот футлярчик, – весело соглашается она. – Но сначала скажите, что бы вы хотели выпить?

У Марио новая идея:

– Почему мы в доме? Мне так нравятся ваши деревья!

– Вот-вот пойдет дождь!

– Ведь еще не пошел!

Марио – учитель, и он ведет Эммануэль туда, куда ему заблагорассудится. На террасе они останавливаются у низкой каменной ограды. Между каменных цветов в стиле пламенеющей готики сверкающая молния освещает зелень сада.

– О, Марио, смотрите, какой красивый мальчик идет по улице!

– Да, он хорошенький.

– Почему вы не позовете его и не займетесь с ним любовью?

– Вcему есть срок, есть время всякому делу под небом. Время резвиться вместе с мальчиками и время наблюдать за тем, как мальчики резвятся. Так сказал Экклезиаст.

– Уверена, что Экклезиаст никогда ничего подобного не говорил. Я хочу пить, Марио!

Марио складывает руки на груди, выжидая. Эммануэль знает, чего он хочет, пожимает плечами, опускает голову так, что упрямый подбородок касается груди, смотрит на свои ляжки, обнаженные до самого паха. Дальше проходит линия шортиков: обнажить себя выше этой линии постыдно.

– Ну так что? – спрашивает Марио.

– Не здесь, Марио! Нас могут заметить из соседнего дома. Только представьте!

Она указывает пальцем на колышущиеся шторы.

– Вы же знаете сиамцев: они вечно начеку, любят совать нос не в свои дела.

– Вот и прекрасно! – Марио в восторге. – Вы сами говорили, что вам нравится, когда вашим телом любуются, не так ли?

Эммануэль смущена, и это вызывает у Марио улыбку. Он продолжает:

– Помните: скромность не эротична. Эротичная женщина похожа на Божью избранницу, она создает вокруг себя скандал. А мировой скандал – это шедевр. Неужели наготу необходимо прятать? Какой смысл в вашей красоте, если она под замком? Прикрыв себя, вы не спасете будущего любовника от стыда, тревоги, страха. Дело не в том, чтобы вы были обнажены, а в том, чтобы он видел вас обнаженной; не в том смысл, чтобы вы кричали от наслаждения, а в том, чтобы он слышал ваш крик; не в том, чтобы вы считали любовников, а в том, чтобы он их считал, не в том, чтобы вы полюбили любить, а в том, чтобы ваш партнер, глядя вам в глаза, понимал, что все химеры остались позади, что вы теперь единственная владычица любви и хранительница вечной красоты.

Голос Марио становился все громче и увереннее:

– Малейшая попытка проявления целомудрия с вашей стороны сразу же деморализует массу людей. Всякий раз, когда страх перед скандалом сбивает вас с пути, вы должны думать о тех, кто живет тайной жизнью, вдохновляясь вашим примером. Не разочаруйте их! Не поднимайте на смех и не преуменьшайте надежду, сознательную или бессознательную, озвученную или высказанную вслух, которую люди на вас возлагают! Пропущенный, не свершившийся по какой-то причине – из-за вашего страха, вашей скромности или вашего сомнения – половой акт – это потерянный для мира акт любви. И никакие заслуги, никакая смелость и дерзость не искупят подобного малодушия!

На секунду Марио смолкает, затем с едва скрываемым презрением произносит:

– Будете рассказывать мне о правилах приличия? Вы хотите быть как все? Или чтобы другие были как вы? Вы Эммануэль или непонятно кто?

– Я уважаю верования и мировоззрение своих соседей, – защищается Эммануэль. – Это не значит, что я разделяю их взгляды. Если им не нравится то, что нравится мне, зачем я буду издеваться над людьми, задирать их, дразнить? Пусть каждый ведет себя в соответствии со своими желаниями и потребностями – мне проявление свободной воли не мешает. Как можно жить, не имея ни малейших представлений о деликатности, толерантности, вежливости? Люди не могут плясать под одну дудку, общество построено на компромиссах, на социальных договорах.

– Если вы будете вести себя так же, как наши соседи напротив, вы будете как наши соседи напротив. Вместо того чтобы изменить мир, вы станете отражением того, что всегда хотели разрушить.

Эммануэль поражена. Марио извиняется:

– Это не мои слова. Это Жан Жене.

Смягчив интонацию, он продолжает:

– Другой драматург говорил: когда речь идет о любви, даже слишком оказывается недостаточным. Если вы уже что-то сделали хорошо, надо делать все лучше и лучше. Лучше, чем вы уже сделали. Лучше, чем делают другие. Никто не должен вас превзойти или хотя бы сравниться с вами. Это неприемлемо. Недостаточно быть примером для подражания сейчас, надо быть примером для подражания и в будущем.

Эммануэль молча смотрит вдаль. Садится на низкую каменную стенку, сгибает ноги, обхватывает колени, опускает на них подбородок. Затем напряженным голосом, глядя на Марио почти враждебно, спрашивает:

– А почему именно я должна все это делать? Почему я?

– Почему вы? Потому что вы на это способны. Другие умеют сочинять симфонии или решать уравнения, а вы умеете любить и быть красивой. Вы должны делать то, что умеете. Не хотите же вы умереть, не оставив никакой памяти о себе?

– Мне девятнадцать лет! Я пока не умираю…

– И сколько вы еще намерены ждать, прежде чем начать жить? Вы что, ребенок? Я действительно учу вас героизму, но мир в нем нуждается. Род людской требует от вас героизма.

– Род людской?

– Да эти самые – аминокислотные, бывшие амебы, бывшие долгопяты, эти черт их знает кто такие! Животные? Позвоночные? Млекопитающие? Приматы? Человекообразные? Homo? Homo sapiens? [6]Сколько ненужных ярлыков! Род людской ждет человека, которому подвластно пространство и время, человека безграничных возможностей и гениальных идей, человека со многими телами и единым духом, человека-творца, человека, способного менять людей и одновременно страдать за людей, истекать кровью за людей, за их ошибки и тайны. Вы не хотите ему помочь?

– Я помогу ему, если сниму шорты?

– Не думаете же вы, что ему по нраву поощрение иллюзий, фобий, обмана, то есть – целомудрия?

– А вы и правда считаете, что для будущего и прошлого имеет значение, покажу я соседям свой лобок или нет?

– Будущее зависит от вашего воображения и смелости. Не от вашей преданности традициям. То, что было мудростью для пещерных людей, для нас может оказаться глупостью. Мы говорим о целомудрии: является ли оно истинной добродетелью, считалось ли оно ценностью во все времена? Или когда-то его расценивали как безделицу? Откровенно говоря, нет в нем ничего особенного: раньше оно ассоциировалось со здравомыслием, со смекалкой и даже со спасением; теперь оно ассоциируется с притворством, софизмом, бессмыслицей, абсурдом, подделкой, болотом, извращением, беззаконием…