Нежнее шелка - Сьюзен Джонсон Страница 17

— А-а.

Он нахмурился:

— Что это значит, черт побери?

— Ничего. — Лицо ее превратилось в вежливую маску. — Я с нетерпением жду того момента, когда окажусь в вашем обществе на борту корабля, Хью-сан. Более любезного капитана найти невозможно.

Интересно, стала бы она спать с любым капитаном, который обеспечил бы ей проезд? Эта внезапная мысль встревожила его не на шутку.

— Не стала бы, Хью-сан. — Она понимающе улыбнулась. — Я сплю только с теми мужчинами, которые мне интересны.

— Но я же ничего не сказал.

— В бусидо учат изучать выражение лица противника, чтобы уцелеть. Через секунду он делает то, о чем подумал.

Не освоивший в полной мере искусство боя, Хью изучал технику и отрабатывал навыки, но наверняка упустил бусидо.

— Прошу прощения. Не хотел вас обидеть.

— Я не обиделась. Я делаю то, что хочу, Хью-сан. Как и вы.

Ее слова мгновенно вызвали у него раздражение. Встретить женщину — не гейшу, обученную искусству обольщения, — красивую, утонченную, разумную, которая смотрит на секс так же, как он, не испытывая к нему никаких чувств…

— Ценю вашу откровенность, — произнес он, хотя вовсе не был в этом уверен. Впрочем, если подумать, стоило бы оценить. Со времен войны его девиз: «Никаких сантиментов, никаких уз». — А вы уверены, что ваш брат все еще в Париже? — неожиданно спросил он, предпочтя сменить тему разговора.

— До недавнего времени мы регулярно получали от него письма, — ответила она, поняв, почему он сменил тему. — Думаю, теперь до него уже дошли сообщения о разгроме северного союза. У него есть друзья в посольстве во Франции.

— А вы не думаете, что он может сейчас возвращаться сюда?

Она покачала головой.

— Он уехал из-за любви к женщине, на которой не смог бы жениться, останься он здесь. Она «эта» — из касты, которая не подходит благородному человеку. Теперь у них сын. Брат их не оставит. — Она грустно улыбнулась своим воспоминаниям. — И он знает, что я могу сама о себе позаботиться. Когда мне было десять лет, я одерживала над ним верх в игре с мечами.

— Если он не захочет покинуть свою семью, почему вы думаете, что он вернется с вами?

— Он законный правитель Отари. Это его долг, — твердо сказала Тама. — Как бы то ни было, кастовая система скоро будет искоренена, и его жена сможет занять свое место рядом с ним. Как и другие опальные правители, со временем мы получим прощение. Но послушайте, Хью-сан, нам нужно двигаться, — сказала она, вставая на ноги.

Вытянув руку, он схватил ее за лодыжку и уронил, а потом перекатился через нее. Спокойно и фамильярно.

— Торопиться незачем, — пробормотал он, легко целуя ее в щеку и устраиваясь между ног. — Все равно придется дождаться темноты.

— Нет, не придется, — возразила она, толкая его в грудь. — Они не ждут, что мы пойдем днем. Выиграем время.

Не обращая внимания на ее старания столкнуть его, он кивнул:

— Мы пойдем под покровом ночи. Это преимущество посерьезней.

— Тогда идите ночью, а я встречу вас в Осаке.

— Как вы намерены это сделать, если я не дам вам встать?

— Ах вот как? — Ударив рукой в кадык, она застала его врасплох и легко вывернулась из-под него.

Но прежде чем она успела стать на колени, его пальцы цепко сомкнулись вокруг ее запястья.

— Может быть, найдем компромисс? — шепнул он. Она выкручивалась, стараясь высвободить руку, но он держал ее железной хваткой.

Она вспыхнула:

— Я не хочу.

— Это неправильный ответ.

— Тогда да.

— Если хотите, чтобы я доставил вас во Францию, вам действительно придется меня слушаться. — Хотя его и восхитила ее безрассудная прыть, он-то выжил, занимаясь опасным делом и профессией в течение многих лет, потому, что никогда не рисковал без особой надобности.

— Если настаиваете, я буду слушаться, — пробормотала она.

— Умница. — Хотя ее ответ и не обманул его, он предпочел перемирие, пусть и притворное, бесполезным препирательствам. — Почему бы нам не обсудить это с настоятелем? — предложил он, отпуская ее руку и снова опускаясь на матрас. — Он знает эту местность.

— Отправившись в путь порознь, мы вызовем меньше подозрений. Вы ж понимаете.

— Вы забываете, что за вами следом гонится отряд.

— Я могу спрятаться лучше, чем вы. У меня получится.

— А у меня есть спенсеровская винтовка. Мы останемся вместе. — Ему было все равно, что она умеет лучше всех в Японии обращаться с мечом и что она такая маленькая по сравнению с ним. Она не сможет уничтожить всех преследователей. Двое лучше, чем один, если на них нападут, а его спенсер лучше обоих.

— Вы решаете за нас обоих, — угрожающе возразила она.

— Разве что вы надумали добраться до Франции вплавь.

— Вы становитесь неуступчивы, — бросила она.

— Не помню, чтобы вы заметили это ночью.

— Ночью вы со мной не спорили.

— Или, возможно, вы не возражали против того, на чем я настаивал, пока получали то, что хотели.

— Вот именно. В отличие от теперешней ситуации, — отрывисто проговорила она.

Услышав шаги за дверью, Хью протянул руку за халатом и с облегчением воспользовался предлогом выйти.

— Оставайтесь здесь, — приказал он, просовывая руки в рукава.

— Конечно, как скажете.

Он бросил на нее взгляд, хотел что-то сказать, передумал, повернулся и, завязывая пояс, покинул ее.

Оставшись одна, Тама угрюмо размышляла о раздражающем ее поведении капитана. Приказания, приказания, приказания… Он что, не понимает, что она прожила всю жизнь, отдавая приказания, а не выслушивая их? И хотя она и осознавала, что к человеку, который помогает ей бежать из страны, требуется относиться снисходительно, все равно необходимость вести себя с ним почтительно вызывала у нее бурное негодование.

Но где же одежда?

Она нашла свое крестьянское платье выстиранным и аккуратно сложенным в соседней бане. Вымывшись, она надела рубаху и штаны, которые помогли ей стать невидимкой в течение нескольких недель. Потом, взяв свой короткий меч, она отсекла волосы по плечи, повязала лоб и упаковала мечи.

В отличие от самураев и людей из благородного сословия, которым приходилось ежедневно причесывать волосы, крестьяне носили короткие косички, и это очень удобно. А ей годятся любые средства, чтобы затеряться в толпе, учитывая, что между нею и Осакой враги стоят стеной — враги, предупрежденные и потому вдвойне бдительные.