Я твой хозяин! - Алина Лис Страница 17

Андрос выругался и ушел. А вечером вернулся и снова поил своей кровью.

Чуть позже сцена повторилась снова. И снова. Андрос тряс ее за плечи, прожигая взглядом, и умолял, а может требовал простить и забыть все что было.

В последний раз Наама, вглядываясь в его исступленное, осунувшееся лицо, ощутила не столько страх, сколько боль и горечь. Что стоило Андросу начать с этого? Поступиться хоть немного гордостью, не потребовать, но попросить?! Неужели он так боялся отдать ей хоть толику контроля над собой?

Демоница вспомнила свое торжество, когда поняла, как он зависим от нее. Опьянение от власти над сильным, привлекательным и опасным мужчиной. Прав ли был Андрос, когда боялся признать свои чувства?

Демоницы редко влюбляются в себе подобных. И горе тем, кому не посчастливилось влюбиться в них.

Как было с Торвальдом Равендорфом, которого умудрилась поймать в свои сети Астар ди Метцли.

Равендорф — сотрудник имперской службы безопасности, лицо, приближенное к демону-императору. Человек, который умудрился подняться на головокружительную, недоступную для простых людей высоту. В неполные тридцать лет предотвратил несколько покушений на его величество, за что получил титул и земли. Высокий, подтянутый и хорошо сложенный, он сочетал в себе жесткий внутренний стержень с умением держаться, и был невероятно привлекателен, как мужчина. Сама Наама не раз ловила себя на желании попробовать каков безопасник в постели. Что-то подсказывало: Торвальд вряд ли согласится, чтобы его связывали и стегали плетью, но ради ночи с ним она бы согласилась и на обычный скучный секс, очень уж упоительные и вкусные эмоции излучал этот человек.

Не повезло: Астар успела первая. Окрутила, привязала к себе и начала расчетливо использовать, выкачивая желанные эмоции истериками, капризами и скандалами. То бросала его, то снова возвращалась, обижалась, играя на чувстве вины. Наблюдая за тем, как Равендорф увозит ее, подвыпившую, с вечеринки, как заботливо пристегивает в своей машине, пропуская мимо ушей ее возмущенные вопли и оскорбления, Наама втайне завидовала. Ей тоже хотелось настолько терпеливого, внимательного и привлекательного любовника.

Стала бы она такой же, как Астар, поведи себя Андрос иначе? Этого он боялся?

Слишком поздно искать ответы. Сейчас рядом с ди Небиросом Наама ощущала только заставляющий цепенеть страх и желание спрятаться, скрыться. Даже ненависть потухла — ни огня, ни углей. Серый пепел.

* * *

Все отодвинулось на задний план, стало мелким, незначительным. Все, кроме нее.

Наама… Белоснежная кожа, на которой так красиво смотрятся засосы и следы от плети. Черная волна волос, бирюзовые глаза, раньше полные жгучей ненависти, а сейчас опаски. Алые губы, всегда скривленные в недовольной или высокомерной усмешке. Тонкая талия, манящая упругая грудь — как раз по его руке. Грация и нрав дикой кошки.

Он пытался снова и снова. По-хорошему и по-плохому. Брал штурмом крепость ее души, прорывался сквозь ее нелюбовь, отвращение, ярость.

Она должна принадлежать ему! Она — его. Его женщина, его собственность, его наваждение и одержимость.

А Наама словно смеялась. Ускользала, отвергала снова и снова. Близко и далеко. Покорная и недоступная.

Первые месяцы после попытки суицида он сдерживал себя. Проводил рядом с ней тяжелые вечера полные недосказанности и вожделения. Между его отрывистыми репликами и ее робкими ответами тянулись паузы, за которыми стояло слишком много. Андрос втягивал ее манящий запах и чувствовал, как сходит с ума от желания, одного ее присутствия. Наама чувствовала это, пугалась и отшатывалась, доводя своим страхом до бешенства, до неистового желания схватить ее, швырнуть на кровать и взять, как раньше.

Но шрам на тонкой шее чуть повыше ошейника напоминал о том, что она сделала с собой, и отрезвлял лучше любых слов и слезных просьб. Демон ещё помнил невозможный ужас, когда увидел свою женщину лежащей на полу в белом, залитом кровью платье.

Те пять дней, которые она провела между жизнью и смертью, он тоже не жил. Не спал, не чувствовал вкуса пищи. Равнодушно принял известие о беременности Лайлы.

Запоздалое раскаяние и страх потерять ненавистную и любимую женщину когтями терзали изнутри. И бессонными ночами сидя у постели своей рабыни могущественный глава клана ди Небирос готов был выть от тоски.

Ничто не было важным кроме нее. Отравила все вокруг, проникла в каждую мысль, наполнила собой. Но избавиться от нее немыслимо, невозможно.

Наама.