Любимая серая мышка - Анна Яфор Страница 16

– О чем задумалась, дочь? – он подсаживается рядом, выкладывая мне в тарелку остатки салата. Я не возражаю, стараясь выглядеть естественно, и отправляю в рот очередную порцию. – Не узнаю тебя сегодня. Может, все-таки расскажешь?

– Да все хорошо, пап, – выдавливаю улыбку, надеясь, что это усыпит его бдительность. Но он лишь качает головой.

– И поэтому ты ешь рукколу, которую терпеть не можешь?

Я растерянно смотрю в собственную тарелку, только теперь замечая, что на самом деле включает в себя ее содержимое. Как могло получиться, что не ощутила вкуса нелюбимой зелени?

– Машка, ну-ка признавайся, что стряслось. А то прямо сейчас устрою допрос с пристрастием.

Папа шутит, конечно, но я не могу не заметить тревогу в его глазах. И если продолжу молчать, все только усугубится. Вот только не рассказывать же ему, что произошло!

Я вздыхаю.

– Задумалась. С Ларисой общались, обсуждали кое-что.

– Или кое-кого? – в проницательности моему отцу точно не откажешь. Но я не могу признаться. По крайней мере, напрямую. Поэтому киваю и начинаю сочинять на ходу.

– Кое-кого, верно. Ларка… она влюбилась. По-настоящему.

– Вот как? – переспрашивает отец. В это, наверно, не просто поверить: он хорошо знает мою подругу и то, сколько разных увлечений было у нее за последнее время. Но я вдруг испытываю отчаянную потребность поговорить с ним. Хотя бы так.

– Понимаешь, она жутко переживает. Этот мужчина старше и опытнее ее. Намного. Но он просто замечательный.

– Ты-то откуда знаешь? – задумчиво хмыкает папа. – Он тоже был там?

– Нет, конечно! – я на мгновенье забываю, что разговор идет о моей подруге, до полусмерти пугаясь, представив, что на нашей с ней встрече присутствует Лавроненко. Но тут же спохватываюсь и снова пытаюсь улыбнуться и восстановить сбившееся дыхание. – Лариса рассказала. Ну, и фотки показала, разумеется.

– И что же, чувство невзаимное? – уточняет отец, – Раз даже ты так сильно переживаешь.

– Говорю же: он старше. И знакомы они не очень давно. В общем, непонятно. Не знает она. Хочется думать, что что-то может быть, но ты же понимаешь… – я умоляюще смотрю на папу, в надежде, что моя несвязная речь сможет что-то ему прояснить. И не дать заподозрить лишнего.

– Пока не очень, – возражает он, продолжая рассматривать меня. – То есть она тихонько страдает от неразделенной любви и ничего не предпринимает? Или?

– Или… – снова вздыхаю я в ответ. И кратко пересказываю историю с фотографией. Разумеется, опуская подробности и то, кто на самом деле выступает в этой истории в главной роли.

Отец слушает молча, становясь все более серьезным, а потом тоже продолжает молчать, погружаясь в собственные мысли. А у меня от волнения разве что сердце не выпрыгивает.

– И вот что ей делать теперь, а? – щеки горят, но я очень надеюсь, что не раскраснелась до такой степени, чтобы выдать себя. – Пап, если бы ты оказался на месте этого мужчины, как бы поступил? Или нет, что бы чувствовал?

Он переводит на меня взгляд и как-то странно улыбается, заставляя затаить дыхание. Неужели догадался? Как же стыдно!

– Да уж, в пикантную историю попала твоя подружка. Ты-то эту фотографию видела?

Я киваю, нервно сглатывая, потому что ответить просто не хватает сил.

– И каково твое мнение?

Кровь еще сильнее приливает к щекам, и я прикрываю их вспотевшими ладонями.

– Красиво… но очень откровенно. Очень. Она бы никогда не решилась на такое специально. И теперь не представляет, как показаться ему на глаза.

– А надо показываться? – приподнимает бровь отец.

– Ну да. Они же работают вместе. Так что это неизбежно.

– Ясно, – он снова молчит какое-то время, а потом улыбка становится шире. – Озадачила ты меня, Машунь. Не знаю, что сказать. Тут вряд ли можно какой-то однозначно правильный совет дать твоей Ларисе.

– Все плохо, да? – мне становится еще страшнее, но отец качает головой.

– Ну, почему же плохо. Я почти уверен, что фотография произвела впечатление.

– Но как… – для меня эти слова – просто шок. – Между ними же ничего нет… И знакомы недавно. И возраст.

– Понимаешь, дочь, мужчины так устроены, что глазами они думают быстрее, чем головой. Красивое женское тело… – он понижает голос и бросает короткий взгляд на дверь в комнату, где работает мама. – Вот услышит она, о чем мы тут с тобой беседуем, задаст обоим. Так вот, красивое женское тело вызывает вполне естественные реакции организма. От этого никуда не деться. Ну, разумеется, если ты не обладаешь железной волей или не совсем бесчувственный. Но я думаю, в такого твоя подруга не влюбилась бы. Значит, не отреагировать он не мог. Вот только, наверно, и сам не рад своей реакции.

– Почему? – уточняю шепотом. Картинка, нарисованная отцом, нисколечко не утешает. Не знаю, что я хотела услышать, но точно не о том, что Лавроненко моя фотка доставила лишних проблем.

– Да потому что, скорее всего, в нем сейчас две силы борются. Хочу и нельзя.

– Почему нельзя? – снова испуганно переспрашиваю я. – Он ведь свободен. И Ларка тоже. Если бы он захотел…

– Захотел что? – лицо отца опять становится серьезным. – Ларка-то твоя сама, чего хочет? Секса с опытным мужчиной? Короткого романа, после которого они разбегутся в разные стороны? Или ей другое нужно, настоящее?

Его слова задевают что-то внутри, от чего по телу пробегает дрожь. Все ведь он правильно говорит и понимает! И я сама думаю так же. Вот только что делать с тем, что уже случилось?

– Настоящее… Но ведь она отправила уже эту дурацкую фотку. Теперь-то как быть?

– А вот это важный вопрос. Я бы посоветовал Ларисе вести себя, словно ничего не произошло. Пусть пройдет время.

– Она написала ему, что отправила первое сообщение случайно.

– Вот и хорошо, – кивает отец. – Пока этого достаточно. Мужчины не любят, когда за ними бегают. То есть это льстит самолюбию, конечно, но редко приводит к чему-то серьезному. Поэтому, раз уж внешнюю оболочку она продемонстрировала, хоть и невольно, пусть теперь проявит внутреннюю. Чтобы не только инстинкты зацепить, но глубже, в сердце копнуть. Понимаешь, дочь? – он придвигается ко мне, обнимая и целуя в висок, – Так и скажи своей подруге.

Разумеется, ночью мне совсем не до сна. Как заведенная, верчусь на постели, превращая ее в разворошенное гнездо. Считаю овец и розовых слонят, рисую в сознании картинки величественных водопадов и, на всякий случай, разных других источников. Но все без толку. Подсознательно жду звонка будильника и одновременно боюсь его. Потому что потом придется вставать. Как-то приводить себя в порядок, маскируя следы усталости на лице, и отправляться на работу. На встречу с НИМ.