Медленнее, ниже, нежнее… - Татьяна 100 Рожева Страница 14

– О-кей…

«Поток белых машин втекал в рыхлый пляж. Слоёный пирог заката вываливал в море малиновую начинку. Сиреневые волны гладили на песке истоптанные вечерние тени, готовясь к ночи». Я мысленно воткнула эту фразу в статью о впечатлениях об исторической родине.

– Раша? – уточнил розовый от заката таксист.

– Раша, Раша. Моску.

– Окей, – повторил он.

– Бьютифул! – кивнула я на закат в лобовом стекле.

Он глянул настороженно, словно я похвалила его жену или дом.

Машина свернула в сумрак. Тесно сдвинутые серые камни хранили ночь, словно древнюю тайну. Солнце не отважилось сунуть луч между домами, и улицы освещались добровольными фонарями.

– Приэхалыи! – с трудом выговорил «кавказец», повесив на руль волосатые руки.

Мы поупражнялись в умении понимать английские числительные, и белая машина утонула в сумраке, словно пельмень в бульоне. Я осталась одна в щели между домами, считающейся улицей. Была бы я чуть толще, застряла бы в этой улице навсегда, заросшая пыльным плющом и помеченная тощими кошками, отвоевавшими на святой земле право на независимость в обмен на худобу – полезным качеством, чтобы попасть в гости.

На двери нужного дома бронзовый лев с кольцом во рту смотрелся в отполированные каменные ступени. Разогнавшись изнутри, он застрял мордой на улицу. Его спасали, упираясь в ступени и дёргая за кольцо, но лишь отполировали их. Я тоже шаркнула по ступенькам и взялась за кольцо. Лев оскалил темный клык, от чего в стене сразу нашелся пупок звонка. Раздался лай собак, тихий и деликатный, по сравнению с лаем из-за московских дверей, когда кажешься себе приглашённым лакомством для хозяйского любимца.

Солидно лязгнувший замок впустил меня к двум лохматым псам и красивой Ольге в платье крупными цветами.

– Ну-ка тихо! – пнула она пса и чмокнула меня. – Привееет! Проходи, не бойся, от них кроме шума ничего! Место, Дэни!

Вильнувшие хвосты собак, распустившиеся цветы Ольгиного платья и её яркие глаза, приглушённый свет, пряный аромат парфюма и специй, бесцеремонно занявший нос целиком, и сам дом, возбуждённый незнакомым гостем, – все говорило о цели моего приглашения – похвастаться.

– Ну, как доехала? Быстро? – светлая прядь Ольгиных волос обняла ее за шею.

– Да, но таксист так странно на адрес среагировал. Сказал, что опасно.

Ольга пожала плечами, поправила волосы.

– Не знаю. Мы привыкли. Яффа – древний арабский город. Живут в основном арабы. Здесь сносили все дома, пока израильтяне не встали на защиту. Кладку старых арабских замков не могли разрушить несколько дней. Осталась свалка. Из них сделали волнорезы в море. Этот дом из сохранившихся. Ему почти сто лет.

– А как вы тут с арабами живете?

– Да нормально, дружно. Они только спереть могут мелочь какую-нибудь, это у них в крови и громко палят из всех пушек в Рамадан, а так – нормальные соседи, не хуже московских. Зато море в полутора минутах ходьбы всего, можно купаться ночью голыми. Раньше мне казалось это верхом разврата, сейчас нет… Мы ходим часто с мужем. Одной опасно…

Мы сели на диваны, впитавшие в себя пряные запахи, словно морские губки.

– Миша! Сделаешь нам кофе? – крикнула Ольга в сторону лестницы, задрав голову и выпустив одну грудь в вырез платья, надетого на голое тело.

Розовый ореол соска выкатился закатным солнцем над крупными цветами.

– А он дома? – с трудом отвела я взгляд.

– Да, ковыряется там со светом на втором этаже. Ты не обращай внимания, он не любит бабские посиделки. Мы вообще живем без вторжения в личное пространство друг друга. Наконец, я нашла, что мне нужно. Секс – да, помощь – да. Но никто ни к кому не лезет.

– Сделай сама, Олюш! У меня процесс тут! – ответил сверху гулкий Мишин голос.

– Ты выйдешь к нам? – Ольга застыла с поднятой головой и розовым соском в вырезе платья.

– Попозже, может!

– У него руки золотые! – похвасталась хозяйка, вернув грудь в платье. – Этот дом был в таком разобранном виде! Ты не представляешь! Арабское семейство выкрутило и содрало все, что можно было выкрутить и содрать! Я как-то в Москве после хохлов в квартиру заехала, в ужас пришла – они обои со стен сняли, лампочки выкрутили, розетки, крышку с унитаза унесли! Но нашим арабам они в подметки не годятся! Эти проводку выломали из стен! Поэтому у нас верхний свет не работает, приходится освещаться светильниками. Миша провода кинул временно, делает все сам. Дверь тоже он поставил. Входной двери не было, представляешь!

– Вот эту, со львом?

– Ну да. Она наверху стояла, ее выломать не смогли. Миша разбирал два дня арабские шкворни наборные, забитые наглухо. А он, с поговорочками, «что один гомо сапиенс построил, то другой завсегда разрушить может», спокойно разобрал и вниз перенёс. Эта дверь в сезон дождей выдерживает град, параллельный земле со скоростью сто километров в час!

Ольга закинула ногу на ногу, качнув туфель на «танкетке» загорелой щиколоткой. Золотая пряжка туфли подкинула «зайчика» к кованой люстре под тёмным сводом потолка.

– А эта люстра? Новая? – проследила я за зайцем.

– Эта, кстати, здешняя! Не знаю, почему-то ее оставили. Но она все равно не работает. Ладно, ты будь как дома, я кофе сварю, – поднялась хозяйка.

– Тебе помочь?

– Нет, нет! У нас и кухни нет, закуток три метра. В таких домах не бывает кухни в русском понимании. Зато гостиная как спортзал, – расставила руки Ольга, шелохнув грудью крупные цветы платья.

Я обвела взглядом «спортзал» по траектории мяча. Ковры на полу из светлого камня, ленивые диваны, древние балки, сводчатый потолок, кованые решетки на высоких окнах, витая лестница наверх, рабочий стол с огромным монитором, неожиданные светильники, свет которых прокрадывается в арки, слегка пригнувшись, словно разыскивая того, кто прячется в фотопортретах на белых стенах.

Из аскетичной деревянной рамы смотрит добропорядочное лицо мужчины. Показное самоограничение в насильно уложенных волосах и срощенность бровей с избирателем. Политик. Рядом с ним женщина с жесткими складками возле поддутых губ, приоткрытых в искусственной, располагающей улыбке. Следом – пожилой араб в догматических религиозных морщинах, тюрбане и выражением лица: «Выламывать проводку из стен? Аллах упаси! Только если ему будет угодно!» Другие портреты так же говорили о людях больше, чем они сами хотели сказать о себе. Так снимает только хороший фотограф.

– Не скучаешь? – заглянула Ольга в аромате кофе.

– Нет. Работы твои смотрю. Ты мастер!

– Да, – улыбнулась она. – А сколько этот мастер пробивался! Одна! Никто не помогал! С мужем развелись, дочь школьница, денег нет. Бегала по редакциям, на ломаном английском, потом на таком же иврите чего-то объясняла, показывала работы, убеждала. Страшно вспоминать! Однажды, практически от безысходности, сняла сама себя голую в зеркало. Показала снимок. И с этого началось. Вдруг меня заметили… Минутку, я сейчас! Кофе по-арабски это целая история!