Тайна наложницы - Шахразада Страница 14

– Аллах всесильный! – почти простонал Гарун, опускаясь на шелковые подушки у ног отца. – Никогда не думал, что могу так устать… И от чего? От церемонии передачи власти! Не от скачки, не от тяжкой работы, не от долгого перехода через горы, не от ночи с прекрасной пери! Просто от того, что стоял и повторял за отцом и имамом какие-то пустые слова!

– Нет, сын, – покачал головой Мухаммад, теперь уже не халиф, а отец халифа. – Слова эти вовсе не пусты. Просто ты еще не понимаешь, что каждое из них выверено сотнями лет царствования. Со временем ты убедишься в этом. А сейчас с тебя довольно и того, что ты выучил их наизусть… Они тоже когда-нибудь станут подсказкой тебе, как многократно становились подсказкой мне в тех случаях, когда я колебался в принятии решения.

Халиф Гарун почти не слушал отца. Он был утомлен долгой церемонией. Пока он только осознавал, но не чувствовал, какая ответственность легла на его плечи. Однако молодой властелин уже понимал, что отныне он должен делать не то, чего хочет, а то, что должен делать. Хотя иногда, должно быть, можно и уступать своим желаниям.

– Отец… – Гарун отвлекся от своих мыслей. – Где же обещанное письмо?

Мухаммад, уважаемый и почтенный отец халифа (воистину, и сладко, и одновременно горько ему было произносить про себя свой новый титул), торжественно встал и с поклоном вложил в руки сына ключ от резного шкафчика, черного, расписанного диковинными цветами и птицами, парящими в облаках. Красота этого шкафчика могла соперничать лишь с солидным его возрастом, ибо попал он в Малый кабинет теперь уже почтенного отца халифа одновременно с воцарением почтенного отца почтенного отца халифа, с Абу-Джафаром. И было это после похода молодого халифа на неприятеля, который пытался спрятаться у границ самой страны Хинд.

– Здесь, мой мальчик, вся мудрость, какую собрал я за долгие годы царствования, дабы подарить новому халифу. Здесь и реестры всех комнат и хранилищ, и имена всех царедворцев и прислуги… – короче, все, что смогли изложить на бумаге мудрецы нашего дивана. Ибо в одиночку труд сей исполнить было невозможно. Более того, мы опасаемся, что смогли предусмотреть далеко не все, хотя пытались припомнить даже мелочи. Знания наши изложены, быть может, излишне витиевато, но все же это лучше, чем ничего. Более того, мы просим, чтобы ты не читал наше послание одним духом, а возвращался к нему каждый раз, когда возникнет вопрос, на который тебе трудно будет найти ответ. Или… Или просто когда тебе захочется услышать наш голос, а мы, по какой-либо причине, будем недоступны.

– Благодарю тебя, отец, – промолвил Гарун, вдруг осознав, что теперь он правитель, верховный разум и честь страны. О, это ощущение было воистину пугающим, ведь на его плечи возлагался весь дворец с поварами, слугами, наложницами…

– Не благодари, мальчик. Мы переложили на твои плечи столь чудовищную ношу… И письмом этим просто пытаемся оправдаться за этот суровый шаг.

Отец и сын улыбнулись друг другу, и внезапно халиф Гарун, подобно многим наследникам до него, пусть и живущим в разных странах и в разное время, почувствовал невероятную душевную близость с собственным отцом. О, это было настоящее откровение, ибо он в единый миг понял все: и почему отец зачастую был неразговорчив, и почему отсылал его, мальчишку, от себя, и почему поучал его, должно быть, мечтая, что сын изменится от одних только слов родителя…

И халиф Гарун склонил голову перед мудрым отцом, который столь достойно нес все эти годы более чем тяжкое бремя ответственности за страну и всех ее обитателей, от младенцев до стариков. А педантичное следование традициям, должно быть, и есть та опора, на которой зиждется весь прекрасный мир.