Интим. Разговоры не только о любви - Збигнев Издебский Страница 14

ЗИ: В момент влюбленности выделяются эндорфины и делают нас счастливыми.

ЯЛВ: Действительно, опиатные вещества были названы эндорфинами. Их открыли в 1975 году немецкий химик Ханс Костерлиц (Hans Kosterlitz), работавший в Шотландии в Университете Абердина, и его друг, американец Джон Хьюз (John Hughes). Они выделили первый из эндорфинов, который им удалось измерить, взвесить, определить структуру. В статье в журнале «Нэчюр» (Nature) от 1975 года его назвали энцефалином, но из-за того, что американцам трудно давалось произнесение этого слова (sic!), его позднее переименовали в эндорфин. Он принадлежал к группе пептидов. Пептид — не что иное, как белок, а белок — не что иное, как соединение аминокислот. Первый выделенный эндорфин состоял всего из пяти аминокислот. Кроме того, Костерлиц и Хьюз подтвердили, что мы производим опиаты в мозгу под влиянием экстремальных ситуаций, как влюбленность или страдание. Организм тех, кто очень страдает, естественным образом вырабатывает опиаты, морфин, чтобы успокоить боль. Исследование мозга шаманов, тех, кто ходит босиком по горящим углям, то есть переносящих страдание, обнаружило наличие громадного количества опиатов, аналогичных морфину, то есть веществ, заглушающих боль.

ЗИ: Интересно.

ЯЛВ: Громадная концентрация эндорфинов вблизи воспринимающих опиоиды рецепторов появляется в мозгу человека во время полового акта. Секс имеет для любви связывающее значение, он — строительный материал. Без секса нет настоящей любви. Появляются такие химические вещества, которые вводят нас в состояние эйфории, благодаря чему мы привязываемся к определенному человеку, поэтому, ложась с объектом своего вожделения в постель, всегда следует иметь в виду, что половой акт, даже случайный, может закончиться зависимостью. Ведь эндорфины не знают, что в вашей жизни это всего лишь эпизод.

ЗИ: Как это обнаружили?

ЯЛВ: Американская нейробиолог, упоминавшаяся выше Кэндейс Перт, кстати, красавица, доказала, что опиоидные рецепторы находятся также в человеческом мозгу. Сначала она исследовала это на бедных хомячках и крысах, без которых многих важных вещей мы так и не узнали бы. Молодая женщина-ученый, доктор из Университета Джона Хопкинса в США, позднее работавшая в Институте национального здравоохранения в Вашингтоне, поставила довольно жестокий опыт, а именно: спаривала крыс и на разных этапах полового акта снимала самца с самки, вскрывала черепные коробки, вынимала мозг, помещала в миксер, облучала их радиоактивными веществами, чтобы установить, насколько рецепторы активны в этот момент, и устройством, напоминающим счетчик Гейгера — Мюллера, исследовала активность опиоидных рецепторов перед половым актом, в его разгар и после него. Она установила, что в момент эякуляции или мгновением раньше концентрация эндорфина, то есть как раз опиатов, в мозгу превышает 240 % по сравнению с уровнем на начало акта. Самая большая концентрация была зафиксирована за мгновение до эякуляции. И тогда возник вопрос, присутствует ли такое же явление в человеческом мозгу (на людях ведь такого эксперимента не проведешь). И тогда Перт осенило, она подумала: если опиаты и эндорфины выделяются в мозгу, то они естественным образом поступают и в системные жидкости, в том числе и в слюну. Она попросила знакомого химика сделать для нее специальную жевательную резинку, которую она жевала с мужем во время соития. На разных фазах полового акта они выплевывали свои резинки, а потом изучали содержащиеся в слюне химические вещества, измеряя содержание опиоидов. Ей удалось установить, что люди во время секса эндогенно производят опиаты в огромном количестве. В мозгу человека, как и у тех бедных хомячков, отмечается превышение активных опиатов на 200 % за мгновение до оргазма и в ходе полового акта по сравнению с их наличием на начало полового акта. Потом наша доктор уговорила еще нескольких коллег из лаборатории на повторение ее опыта с жевательной резинкой, поскольку не могла поверить в результаты своего единичного эксперимента. Таким образом, имело место исследование внутри репрезентативной группы. Кэндейс Перт описывает этот эксперимент в книге «Молекулы эмоций» (Molecules of Emotion). О своем нестандартном эксперименте с жевательной резинкой она написала статью, но ни один из американских научных журналов не пожелал напечатать ее в те времена. Иногда американцы со своим лицемерным пуританизмом просто смешны…

ЗИ: Правильно ли я понял: любовь начинается с производного фенилэтиламина, а потом появляются интенсивные эндорфины?

ЯЛВ: Мало того — всё это сопровождается еще одной химией — химией, связанной со стрессом и страхом: любовь всегда связана с этими двумя состояниями. Стресс возникает из опасения, что мы можем не удовлетворить человека, с которым связаны. Нас мучают сомнения, неуверенность и страх, поэтому в крови человека появляется кортизол — гормон стресса. В малых дозах кортизол стимулирует, а в больших может привести к смерти. И опять для доказательства этого тезиса использовали крыс. Специально повышали уровень концентрации кортизола в крови грызунов, подвергая их воздействию электротока: уровень кортизола был таким высоким, что крысы подыхали. Их пульс учащался, переставали функционировать защитные механизмы. Вот и у людей — влюбленных и любящих — отмечается наличие довольно больших доз кортизола. К этому добавляется связанный с возбуждением адреналин в большой концентрации. То есть мы напичканы стимулирующим фенилэтиламином, эндорфинами, а вдобавок атакованы громадной концентрацией кортизола. Уровень адреналина соответствует дозе, выделяемой посетителем американских горок. С медицинской точки зрения такая химия вызывает «отравление» организма, а появляющиеся в результате такого отравления физиологические реакции не могут длиться слишком долго.

ЗИ: Само собой.

ЯЛВ: Потому что это привело бы к абсолютному истощению организма. Отсутствие сна, потеря аппетита, концентрация на мыслях, кружащих около одной лишь темы. У большинства людей любовь можно сравнить с навязчивым неврозом. Влюбленный человек посвящает 97 % времени размышлениям о предмете любви. Это такой же навязчивый невроз, как и постоянное мытье рук.

ЗИ: Тогда, будь добр, скажи, почему мы хотим быть влюбленными, гонимся за любовью?

ЯЛВ: Со временем концентрация химических веществ в мозгу снижается и естественным образом происходит привыкание к этому состоянию, о чем мы уже говорили в главе «Ты меня больше не любишь?!» Впрочем, каждый морфинист знает, что с течением времени требуется всё больше и больше морфина, чтобы он подействовал. Нам, людям, страдающим хроническими болями, это известно, и это подтвердит каждая медсестра из паллиативного отделения: сначала дают пять миллиграммов морфина, чтобы не так болело, а четыре месяца спустя уже надо давать 25 миллиграммов, чтобы утихомирить боль.

ЗИ: А мог бы ты еще раз рассказать, только языком, понятным тем, кто прогуливал уроки химии?

ЯЛВ: Ладно, постараюсь. Начнем романтично и поэтично. Ты танцуешь с женщиной, которая тебе приглянулась, и нежно целуешь ее во время танца в ушко. Она получает сигнал, и ты тоже получаешь сигнал. Ты чувствуешь запах женщины, мягкость ее волос, тебе нравится тембр ее голоса. Ты перерабатываешь эту информацию в мозгу. И по какой-то причине — пока еще никто не знает почему — в твоем мозгу повышается концентрация определенных химических веществ. Фенилэтиламин (о нем ведь речь) относится к группе возбуждающих нервную систему веществ, то есть это стимулятор… Он появляется в определенном отделе мозга. Пространство нескольких миллиардов нейронов, где-то там, в затылке, в лимбической системе, это как раз та самая дорожка в системе вознаграждения. Поцелуй в ушко дамы — и эти несколько миллиардов нейронов заливаются дофамином, а мы испытываем приятное чувство, наслаждение. Мы знаем точно: это гормон счастья. Он появляется в результате действия фенилэтиламина. Сначала раздражитель (поцелуй в ушко, запах женщины, мягкость ее волос), потом фенилэтиламин в мозгу — весь мозг как единая сеть — производит дофамин и заливает систему вознаграждения. Дофамин продвигается к гипокампу (есть такое пространство в мозге, которое отвечает главным образом за эмоции, но это не имеет ничего общего с химией), и этот самый гипокамп дает сигнал — «Мне прекрасно! Супер!».