Черные полосы - Настасья Карпинская Страница 14

− Это мне, а это твоё, – отодвигаю коробку презервативов в сторону Ширяева.

− Милая, наверное, надо наоборот, – он лениво вскидывает бровь, устало кривя губы.

− Мне их надевать не на что, природа не предусмотрела, – слабая ирония, больше сказанная на автомате. Шаг, и остановившись возле него, немного склонив голову, и уже серьёзно. − Ещё два бокала, и тебя разь*бёт в хлам. Успей тр*хнуть вон ту брюнетку, − киваю в сторону врача-анестезиолога Оксаны Григорьевны, что не сводила своего прелестного взгляда весь вечер с именинника. – Она точно даст, – он проводит ладонью вверх по моей руке и смыкает пальцы чуть выше локтя, заставляя сильнее склониться.

− Напиши, как дома окажешься, и не зли таксиста, – улыбаюсь больше не от его слов, а от того, что изнутри у*бало чем-то давящим и тёплым. И тон этот его непривычный… Прижалась коротко губами чуть выше виска, отстранилась и, не оборачиваясь, на выход. Заботливый ты мой, на х*й.

Такси. Ночной город за окнами, а меня эта ночь бьёт изнутри, еб*шит в грудную клетку до зуда под кожей. Я очень боюсь, что она въестся туда, как несмываемые чернила. Этот страх смешивается с фантомным ощущением тепла, что всё ещё осталось на коже от его ладони. Бл*ть. Цежу ругательства сквозь зубы.

− Это вам, – протягиваю таксисту бутылку «Мартини». − А эту поможете открыть? – дядечка в возрасте благодарит меня за подгон и, притормозив в одном из парковочных карманов, открывает мне вторую бутылку. Ненавижу «Мартини», адово пойло. Хр*н знает, почему оно считается женским напитком. Наверное, потому что девки быстро от него уходят в астрал и моментально раздвигают ноги. Сладкое, приторное, развозит в ноль, а на утро ужасно болит голова. Но сейчас мне надо убиться, чтобы вообще в доску. Чтобы на утро ни одной мысли о сегодняшнем вечере не было. Чтобы вытравило всё изнутри, а лучше, чтобы алкогольная амнезия въ*бала по моему мозгу до состояния нокаута.

Рассчитавшись с таксистом, поднялась на свой этаж и завалилась в квартиру, скидывая на пол одежду по пути в комнату. В голове лишь одна мысль долбит пульсацией по моему инстинкту самосохранения: только не нырнуть бы. Пусть по касательной.

С*ка, ну какого х*ра я себя пытаюсь обмануть? Будто не знаю это *баное чувство, когда внутри взрыв от одного человека, когда штормит и одновременно стелет, когда накрывает с головой. *бучее чувство. Не для меня оно. Не надо, бл*ть. Нужен тайм аут. Со временем попустит должно. Прикладываюсь к бутылке, глотая опротивевшее «Мартини». Фу, с*ка. Кривлюсь от приторности напитка. Пусть все эти эмоциональные встряски останутся тем, кто их оценит по достоинству. Там, где они будут взаимными. Просто так устроена жизнь. Это на генном уровне как-то происходит, х*й знает, как, но уверена, что там. Наверное, ещё с момента зачатия, когда два человека ожидают своё дитя. Когда в момент собственной страсти уже заочно его любят. Именно тогда, где-то на уровне ДНК, в маленьком человечке закладывается этот кирпичик − ген любви. Люди потом интуитивно реагируют на него на протяжении всей жизни, различая, кого надо любить, а кто дефектен. Я дефектна. Сама любить могу, но это всегда без обратной связи, всегда в одну сторону. Поэтому не надо мне на глубину, как бы не хотелось, потому что не всплыву, не захочу больше. Легче захлебнуться, чем снова себя вытаскивать. Снова зубами в подушку, снова сжимая до боли виски. Телефоны о стену, лишь бы не позвонить. Не хочу, не надо. Идите на х*й, мне хватило. Опустевшую бутылку на пол у кровати, быстрый душ и лицом в подушку. Благо вырубило сразу.

Будильник отбойным молотком по вискам. Душ, таблетка от похмелья, и первые мысли в пустой голове, и все о вчерашнем. Твою ж мать. Зарекалась же не пить «Мартини», да ещё и в таком количестве. Болезненно сморщилась, увидев пустую бутылку. Лучше бы самогона в себя залила, после него хоть голова не болит.

***

Вчера планировал проставиться лишь коллегам, да и то потому что Игнатович, ведущий челюстно-лицевой хирург, как-то прознал про день рождения. Смысла, да и настроения закатывать празднество не было. Вроде не юбилей, не круглая дата, а все, кто хотел, поздравили по телефону. К матери я днём заехал. Помимо поздравлений, в очередной раз выслушал лекцию о том, что нельзя всю жизнь посвящать работе. Надо создавать семью, рожать детей, ну и так далее по списку. Когда выезжал от матери, позвонил Усманов. Поздравил, спросил, где и с кем буду отмечать, и пообещал подъехать. Вроде бы всё ничего, веселиться надо: музыка, люди, хорошая компания. Все знакомые, все на одной волне, есть, о чём поговорить. Только как-то тухло. Внутри. Почему-то впервые хочется встать и уйти. Сидят бухают, трындят о работе, семьях, планируемых отпусках. Даже симпатия Оксаны и её недвусмысленные знаки внимания меня не развлекают, как обычно. М-да. Тридцать семь − это не двадцать, и даже не тридцать. Ещё пятилеточка, и в ход пойдут тосты о здоровье и пояс из собачьей шерсти в подарок. Приплыли, бл*ть. Отчего-то именно на этой мысли о возрасте перед глазами возник образ Баевой. От противного, что ли? И это её «старче» всплыло в голове, заставляя растянуть губы в улыбке и потянуться за телефоном.