Тайна наложницы - Шахразада Страница 12

До Врат оставалось не более десятка шагов, когда Гарун разглядел хадима. Тот на сей раз не удосужился даже подняться, чтобы поприветствовать путников. Он лишь махнул рукой, дескать, проезжайте, путь открыт.

Принц, более озабоченный успешным возвращением, на такую непочтительность и внимания не обратил. Более того, он даже прикрикнул на Умара, который готов был уже спешиться, дабы «как следует проучить невежду».

– Воистину, Умар, не следует тратить время и силы на каждого, кто ведет себя, не сообразуясь с твоими взглядами.

– Но, повелитель…

– Умар, угомонись. Твои представления о пределах дозволенного несколько устарели. По крайней мере, для этих мест. А потому умолкни. Хотя бы до тех пор, пока не покажется на горизонте дворец моего уважаемого батюшки.

И Умар умолк.

Однако принцу не случилось насладиться и мигом тишины, ибо ему послышался женский голос, теплый, низкий, произносивший неведомые слова на неизвестном ему языке. Сколько ни силился Гарун, не мог разобрать слов. И чем ближе к Вратам подходил конь, тем тише и невнятнее становилась речь невидимой женщины…

Врата были в полнеба. Вот всадники окунулись в первозданную черноту… Гарун хотел закрыть глаза, но удержался. Ему было необыкновенно, до головокружения, страшно, но он решил во что бы то ни стало рассмотреть, что же происходит тут, за Вратами. И был вознагражден сполна: зрелище, что предстало перед ним, поистине поражало.

За Вратами была не чернота ночи или темнота сумерек, а сотни сгустков темноты, каждый из которых венчал свои Врата, светящиеся черным, но уже ослепительным светом. Таким бывает коридор в бесконечность, составленный из двух зеркал.

Стоило лишь Гаруну присмотреться, как увидел он, что к каждым Вратам ведет своя тропа, тоже черная, едва заметно светящаяся.

– Должно быть, войдя под Врата, можно при желании оказаться где угодно? Для этого надо лишь знать, на какую тропу ступить…

– Ты прав, принц-странник. – Голос хадима был слышен так отчетливо, словно тот ехал на лошади рядом с Гаруном. – Твоя догадка верна. Войдя под любые Врата и зная, на какую тропу ступить, можно оказаться в любом месте по собственному желанию…

– Или в любом времени, не так ли?

– Воистину так… Или в любом времени. Однако сами Врата зачастую не так просто найти. Даже зная, что они существуют, можно проплутать не одну сотню дней, но так никуда и не выйти, если сами Врата или Тропа меж Врат решат не показываться на глаза страннику, ибо найдут его помыслы или чаяния недостойными Краткого Пути.

Объяснение хадима было более загадочным, чем само это место, Тропа меж Врат… Но принц смог удержаться от дальнейших вопросов, ибо подозревал, что ответ будет столь же непонятным, как уже услышанное.

Кони неторопливо преодолевали черноту Тропы. Шаг, еще шаг… Вот впереди показалось сияние, вот стало оно ослепительным… И… караван ступил на пышущую сухим жаром знакомую дорогу к столице.

– Да, нам понадобилось всего несколько часов, чтобы миновать путь, на который ушло почти два месяца…

Это пробурчал Умар. Гаруну показалось, что на этот раз бурчал он довольно. Однако будущий визирь куда менее был бы этим доволен, если бы услышал последние слова невидимого хадима. Но слова эти предназначались одному лишь Гаруну и изрядно озадачили его.

– Осталось лишь узнать, незадачливые странники, сколько времени пролетело там, откуда вы ушли…

Да, об этом следовало задуматься. Хотя бы для того, чтобы в следующий раз, решив прибегнуть к помощи Врат, сто раз взвесить все «за» и «против» такого странствования.

Сейчас же Гарун лишь запомнил эти странные слова. Однако задуматься над ними не успел, ибо увидел у городских ворот знакомую фигуру Муслима – нубийца, верного раба и, возможно, единственного верного друга Гаруна. Он нес свою вахту, похоже, уже не первый день всматриваясь в пыльную даль в ожидании появления каравана.

Пять сотен лет мудрого правления уже упоминаемой в этом трактате династии ас-Юсефов стали недурным уроком не только для соседей, но и для самих правителей далекого прекрасного Багдада. Быть может, не все жемчужины мудрости пошли впрок правителям венценосного града, халифам династии аль-Махди. Однако халифы, стараясь избежать переворотов, заговоров и кровопролития, также стали передавать свой трон наследникам, коих избирали сами в урочный день с большой помпой и празднествами. Оказалось, что деяние это отвращает от ропота многих, и потому традиция прижилась.

О, конечно, далеко не каждый из первых советников дивана или визирей страны понимал, отчего именно юному принцу, столь неопытному, зачастую даже не ведающему, сколь изощренно должен править халиф, следовало передать власть, сие подлинное сокровище, желанное сотням прихлебателей, каких всегда немало в окружении любого правителя.

Сейчас же, возвращаясь к отцу и матушке, Гарун преотлично знал ответ на этот вопрос. Только наследнику, названному таковым, пусть и совсем еще молодому, но уже привыкшему к мысли об ответственности, которая ляжет на его, властителя, плечи, и понимающему, что именно с титулом зачастую приходит осторожность и потребность тщательно взвешивать каждое деяние, и следует передавать тяжкое бремя власти.

Более того, Гарун уже внутренне готовился к церемонии. Ибо сколько бы до нее ни осталось времени, все равно этот миг, когда он назовет себя халифом, наступит более чем скоро.

Отряд втянулся в распахнутые городские ворота. Впереди были узкие окраинные улочки столицы, где двум всадникам не разойтись. И потому отряд замешкался на площади возле сборщиков податей. Конечно, никаких денег Гаруну за то, что он вернулся домой, платить было не нужно. Смешно, если бы Умар стал шарить в переметной суме в надежде найти дюжину фельсов для усталого стражника.

Гарун ждал, пока освободится путь, и смотрел по сторонам. Его внимание привлекла девчушка с двумя смешными косичками. Она сидела на ступеньках дома. Вокруг нее резвились котята, черные как смоль и неуловимые как сон. Девочка играла с ними столь самозабвенно, что у Гаруна едва достало сил усидеть в седле – так заразительно смеялась малышка и так всерьез охотились за ее пальцами комочки черной шерсти.

Конечно, в жизни любого человека судьба оставляет множество знаков. И будь у каждого из нас, живущих под этими небесами, немного лишнего времени, чтобы прочесть эти знаки, многие поступали бы совсем иначе. Не кляузничали бы, не лгали, не предавали тех, кого следовало беречь. Но, увы, пути судьбы извилисты. И совсем немногим дано услышать ее подсказки, как и суровые окрики, когда следует немедленно остановиться, дабы не совершить непоправимых ошибок.