Дни и ночи "Элизиума" - М. Валентайн Страница 11

Когда молодые люди уже достаточно изучили внешние и внутренние контуры тела Моники и излучаемые им ароматы, Тео вновь взял инициативу на себя. Подобно строгому хореографу, помогающему ленивой балерине делать растяжку, он поставил нагую женщину на колени и, разведя их в противоположные стороны, наклонил ее торс вперед. Ноги ее дрожали от напряжения, и, с завязанными глазами, Моника едва не ткнулась лицом в горячий песок, но Тео, опустившись на колени у нее за спиной, вовремя поддержал ее. Его пальцы сдавили напряженные ягодицы, размыкая их, и девушка оперлась о его бедра, руками беспомощно шаря в сыпучем песке. Тео кивнул одному из своих друзей, и он, быстро сориентировавшись, тоже встал на колени, поддерживая Монику спереди. Самый младший из троицы продолжал стоять, словно окаменев от возбуждения, и лишь жадно пожирал глазами изящные очертания тела несопротивляющейся девушки, зажатой между двух его друзей.

Едва тело Моники приняло столь нескромную позу, сразу же всем стал ясен его огромный потенциал — ведь оно уже было подготовлено к любым вторжениям извне. Не сговариваясь, трое друзей одновременно спустили штаны перед ничего не видящей и безмолвной Моникой, обнажив три вздымающихся пениса с набухшими пунцовыми головками; крайняя плоть оттянулась так далеко, что едва не отделялась от стержня. Тео подал знак младшему из приятелей начинать.

Он тут же вошел в увлажненное влагалище Моники, растягивая багровую щель и заполняя вагину своим объемистым пенисом. Затем Тео ввел набухшую головку члена в анус девушки, пытаясь протолкнуть его как можно дальше. Хотя отверстие между раздвинутыми ягодицами было обильно умаслено после соитий с Андре, у Тео возникли трудности. Массажист был одарен менее крупным органом, чем его молодой соперник, что позволяло ему проникать даже в самые узкие проходы. Но Тео, прежде не имевший подобного опыта, не мог этого знать и не ожидал встретить сопротивление, а потому винил своего друга в том, что тот своим пенисом занял все пространство, перекрыв узкий проход, в который сам он проник лишь наполовину. Неразрешимость дилеммы лишь усилила его юношеский пыл. Он попытался растянуть эластичное кольцо вокруг толстого корня пениса пальцами, однако быстро убедился, что этот метод, хотя и довольно оригинальный — одобренный, кстати, и Моникой, которая сочла это изощренной формой «наказания», — был не самым удачным способом решения проблемы. Тонкая кожица натянулась до предела и, казалось, была готова лопнуть.

И вдруг Тео вспомнил, что делал его более опытный предшественник. Его упорство было наконец вознаграждено. Он раздвинул ягодицы Моники как можно шире и под давлением медленно ввел свой член до упора внутрь растрескавшегося прохода, чему способствовали остатки семени Андре. Зарываясь лицом в белокурые волосы датчанки и вдыхая их сладкий аромат, Тео, с триумфом сознавая, что это и есть те самые шелковистые пряди, которыми он мог надеяться лишь любоваться издали, начал двигать пенисом в расширенном анусе Моники.

Зажав белокожую красотку меж напряженных мускулистых тел, молодые рыбаки теперь могли сосредоточиться на получении удовольствия. Рыбача вместе в своей ветхой лодчонке, они привыкли, работая, согласовывать свои усилия, словно специально готовились к этому моменту. Тео руками раздвигал полушария ягодиц девушки, а его напарник тем временем следил, чтобы не смыкались ее бедра, так что от этого выгадывал не только он сам, но и в целом все трио, исполнявшее сложнейший пируэт. Повязка была сорвана с губ Моники грубой рукой, и вместо влажного от слюны шарфа возник возбужденный пенис, который она тут же принялась сосать, предвкушая во рту вкус мужского семени.

Пронзенная сразу тремя мужскими членами, Моника испытала истинное блаженство. Лишенное свободы движений, ее тело вдруг обрело повышенную чувствительность. Она могла во всей полноте вкусить наслаждение от сладострастной боли, пронизывающей хрупкое тело с каждым движением пенисов в узких каналах ануса и влагалища. Даже вкус юной плоти во рту казался острее — более пряным и резким. Ее не тревожило, что грубые руки больно тискают ее груди и зубы одного из насильников нещадно впиваются в нежные розовые соски, едва не прокусывая их до крови. Упиваясь блаженной болью и соленым привкусом молодого пениса во рту, Моника желала, чтобы это длилось вечно.

Она и не подозревала, что ее желанию суждено было осуществиться.

Едва Моника привыкла к слаженному мерному ритму движений мускулистых мужских тел, ей пришлось настраиваться на иную волну. Молодые люди поменялись местами. Влажный благоухающий пенис из влагалища переместился в ее рот, а тот, который датчанка с таким упоением только что ласкала языком, теперь входил в ее зад. Пока его друг вводил свой чуть менее объемный орган в зудящий и растянутый до предела ректальный канал, Тео вставил твердую головку своего пениса в щель влагалища. Но не успела Моника приспособиться к новому темпу, как трио еще раз сменило диспозицию. Теперь Тео сунул горячий ствол члена, хранящий ароматы ее влагалища и ануса, ей в рот, и третий из друзей извергнул теплое семя в шершавое небо, посылая жаркую волну сладострастия в область клитора девушки. Молодые люди меняли позу несколько раз, пока наконец не почувствовали признаки усталости и надвигающегося шторма.

Моника исчезла. В санатории «Элизиум» решили, что она пошла купаться и утонула: на песчаном берегу нашли оставленные ею пляжное полотенце и голубой шелковый шарф, хотя наличие последнего так и не смогли объяснить. Несмотря на трагическую кончину перспективной пациентки, доктор Броски не позволил сентиментальности взять верх над деловой практичностью. Во избежание огласки, которая могла привести к краху его оздоровительной империи или — что было столь же нежелательно — привлечь излишнее внимание общественности, местные власти получили щедрое подношение.

Мужу Моники сообщили печальную весть о ее гибели, выслав о том документальное подтверждение. Уже через неделю он утешился в объятиях несовершеннолетней горничной, и жена стала для него не более чем далеким воспоминанием. Только Андре, казалось, искренне оплакивал утрату прекрасной датчанки. И лишь спелый венец Карлы цвета корицы заставил поблекнуть образ бледно-розового бутона Моники.

Но Моника была жива — и притом счастлива, как никогда прежде. Рыбаки увезли ее на свой остров, в заброшенную хижину, принадлежавшую всем троим. Здесь девушку держали под замком, ее обнаженное тело всегда было готово к истязаниям, единственно удовлетворявшим ее противоестественные сексуальные нужды. Щиколотки и запястья датчанки были постоянно связаны веревками, а к ним крепилась длинная цепь, другой конец которой был надежно обмотан вокруг ветхой деревянной балки под потолком, чтобы пленница ненароком не сбежала. Надзор за Моникой был настолько строгим, что без сопровождения она даже не могла выйти наружу, чтобы справить нужду. Ей никогда не развязывали руки — даже во время купания. Ее мучители и не подозревали, что тем самым оказывают ей огромную услугу.

Им доставляло удовольствие связывать свою рабыню в самых развратных позах, часто приглашая друзей позабавиться с неподвижной пленницей. Во время подобных сборищ Монике завязывали глаза оставшимся шарфом, ибо это лишало ее невозможности видеть, сколько пенисов вожделели ее тело и кому они принадлежали, что возбуждало и ее саму, и молодых людей. Забавы ради она пыталась вслепую отличить одного от другого, со временем научившись угадывать, что в ее влагалище проникает пенис, только что побывавший у нее во рту или заднем проходе. Однако случались и ошибки, поскольку в этой игре было слишком много участников.