Порочные удовольствия - Меган Марч Страница 11

Я поглощена этой роскошной трапезой и поэтому рассеянно говорю ему абсолютную правду.

– До конкурса я жила на бутербродах с арахисовым маслом и джемом и на японской лапше, потому что экономила каждый цент, чтобы оплатить счета за лечение бабушки. И все это время я говорила себе – не смей даже думать о мясе.

Крейтон берет бокал и делает маленький глоток.

– Тогда я рад, что оно у тебя сегодня есть. Расскажи мне…

Я прерываю его, потому что уверена, что он задал бы мне вопрос о моей бабушке. Я, конечно, сама заговорила о ней, но я не хочу продолжать этот разговор. Я уже обнажила свое тело этим вечером и не думаю, что смогу выдержать еще и душевный стриптиз.

– Только не говори об этом моему менеджеру или костюмерам. Они взовьются. Мне не разрешают поправляться. Наоборот, предполагается, что я скину еще десять фунтов перед вручением наград Академии кантри-музыки. Но я ненавижу физические упражнения, а теперь, снова попробовав стейк, я не уверена, как смогу вернуться к цыпленку с тушеными овощами.

Крейтон со стуком бросает вилку на тарелку.

– Это нелепо, черт возьми. Я запрещаю это.

На моем лице написано: «Что ты, черт возьми, только что сказал?»

– Э-э-э, прости, но ты не в том положении, чтобы запрещать мне что-либо, – говорю я, переставая быть «приличной Холли».

– Похудей хотя бы на фунт, и я позабочусь о том, чтобы это был последний фунт, который ты потеряешь.

Ну и ну, это звучит зловеще.

– И опять-таки ты не в том положении, чтобы говорить такое.

– Холли!

– Крейтон!

Мы оба погружаемся в упрямое молчание на несколько минут, и я снова обращаю свое внимание на мою тарелку. Он делает то же, и я надеюсь, что он собирается оставить эту тему. А потом я беру в рот еще один кусочек мяса, и все остальное перестает иметь значение.

Я почти заканчиваю ужин, когда звонит телефон Крейтона. Он вытаскивает его из кармана джинсов и извиняется:

– Я должен ответить.

Он выходит из комнаты, и я не слышу, что он говорит, за исключением отдельных обрывков, типа «этот ублюдок» и «мы никогда не согласимся на такое». И ни одна из этих фраз не указывает на то, что это приятный для него звонок.

Пока его нет, я приканчиваю стейк и салат, и в моей голове начинают звучать слова песни, которые стали складываться еще раньше этим вечером. И когда Крейтон возвращается, я сижу за письменным столом и поспешно заношу свои идеи в блокнот.

Его волосы взъерошены, словно он снова и снова запускал в них пальцы. Еще одно подтверждение того, что этот звонок был не из приятных.

Это тот момент, когда настоящая жена прекращает делать то, что делала, и спрашивает, что случилось. Я заканчиваю со словами песни и решаю попробовать вести себя, как настоящая жена.

– Что происходит?

Ну хорошо, я готова признать, что это не самое гениальное начало разговора, но я приглашаю его поделиться со мной и рассказать, что означали все эти проклятия.

– Ничего, о чем тебе нужно было бы беспокоиться.

И вот опять – разница между нашим браком и тем, в котором муж и жена на самом деле пытаются делиться друг с другом. И почему-то при этой мысли у меня внутри что-то ломается. Что именно, я отказываюсь анализировать.

– Не говори так. Милый, это ужасно. Я так хотела бы тебе помочь. – Мой сумасшедший, несвязный ответ заставляет Крейтона пристально посмотреть на меня. – Что? Я пытаюсь притвориться, что я та жена, с которой муж только что поделился своими проблемами, и я успокаиваю его.

Его взгляд стал еще более пристальным, если такое вообще возможно. Но что меня удивляет больше всего, так это его слова.

– Ты и вправду хочешь знать?

– Выкладывай мне все, муженек. Сегодня вечером я живу опасной жизнью, – протягиваю я, намеренно усиливая свой акцент.

Крейтон подходит к столу и опирается на него, стоя лицом ко мне, и его бедро находится всего в нескольких дюймах от моей руки. Что означает, что его член, вероятно, всего в футе от моих губ, и я не могу не думать о десерте.

Я отвожу взгляд от его члена, особенно явно подчеркнутого его узкими джинсами, и смотрю в его темно-карие глаза. Глаза, которые с прищуром смотрят на меня. Он оценивает меня, пытаясь понять, правда ли я интересуюсь тем, что у него происходит.

Что-то мелькает в выражении его лица, но прежде чем я могу понять, что именно, оно снова становится бесстрастным.

– Это был Кэннон.

– Хорошо, – говорю я, приглашая его продолжать.

– Один из наших активных акционеров мутит воду. Он поливает дерьмом бизнес-стратегию компании и требует перемен, а также назначения независимых директоров в совет, чтобы они могли влиять на все решения.

Я внимательно слушаю его, но по большей части ничего не понимаю.

– А что такое активный акционер?

– Это тот, у которого достаточно акций компании, чтобы мы воспринимали его всерьез, когда он начинает чинить неприятности. Это разрушительный способ пытаться поменять методы ведения бизнеса в нашей компании.

– Хорошо. – Я несколько мгновений обдумываю его объяснения. – А разве в твоем бизнесе это не в порядке вещей?

Он кивает:

– Да, но в этом случае все ухудшается тем, что этот активный акционер – мой дядя.

Мои брови ползут вверх.

– Твой дядя?

Он невесело улыбается:

– Да. Тот дядя, который отвечал за мое воспитание с десяти до восемнадцати лет.

Я люблю слова, по большей части потому, что мне нравится укладывать их в рифмы, которые передают какие-то чувства. Крейтон, как я уже замечала, осторожно подбирает слова. И он сказал не просто «дядя, который вырастил меня».

– Полагаю, вы с ним не слишком близки.

– Ты полагаешь правильно. Он сколотил состояние на международном валютном рынке, а потом стал раздуваться от важности, когда я сделал то же самое – невзирая на тот факт, что сам он меня ничему не учил. И когда я сделал свою компанию открытым акционерным обществом, он решил, что хочет иметь достаточно большой кусок, чтобы доставать меня.

– Похоже, ваши отношения… довольно сложные.

У Крейтона на подбородке дернулся мускул.

– Можно сказать и так.

– Так все это просто раздражает тебя? Или все серьезнее?

Крейтон складывает руки на груди.

– Честно говоря, я еще и сам не знаю. До сих пор он просто доводил меня, требуя, чтобы я продал часть бизнеса, которым владеет компания, что я отказывался делать только из тех соображений, чтобы он заткнулся. Но сейчас… достаточно сказать, что он пытается прибегнуть к другой тактике.