Мистер Х. Игры - Леона Хард

POV Катя

После открывшейся тайны я проспала около суток. Проснулась после обеда, когда солнце пробралось сквозь соломенную крышу и обожгло щеку. От этого дискомфорта быстро поднялась отдохнувшая и с четкими воспоминаниями.

«Физическое и моральное насилие» «состояние куклы». Это слова стояли перед глазами, мелькали вспышками. То появлялись, то исчезали.

Спустя несколько минут балконная дверь открылась и вошел хозяин квартиры, в руках держа серебряный поднос. Графин с желтым соком, красно-ядерный суп, зеленый салат — еда имела очень яркие цвета.

Я крайне медленно, боясь резкими движениями раздразнить дикого волка, осторожно поднялась в полный рост на кровати. Обмоталась простыней по шею и подушкой прикрыла грудь и живот. Хоть тело было скрыто ночнушкой, но срочно требовалась дополнительная защита от внимательных «стекол».

Максим присел на кровать, а рядом поставил поднос с едой. Мы безмолвно переглянулись. Настороженные. Подушкой я вряд ли бы от него отбилась даже при самом большом желании. Вцепившись одеревенелыми пальцами в подушку, смотрела настороженно то на Максима, то на поднос.

И ждала возможного чуда или решения проблемы. Но чудес не бывает, поэтому Максим холодно прокомментировал:

- Если не устраиваю я в качестве Хозяина, думаю вполне подойдет Кабан? - выразительно и надменно надломил бровь. Явно не оставляя выбора.

Я фыркнула, хмыкнула, не знаю, как обозвать этот звук, вздернула нос. Подушку уронила на кровать, но по-прежнему обмотанная простыней от кончиков пальцев на ногах по шею спустилась на пол и ушла с балкона. В прохладу квартиры, где на полную мощь работали кондиционеры. В ванной комнате освежилась, умылась, переоделась в сарафан с крупными цветами в виде колокольчика тот, в котором была, когда сбежала в учительское крыло.

И вернулась на балкон кушать. Еда не успела остынуть.

Как чувствует себя человек, которому назвали смертельный диагноз? Похоже на мое состояние. Полная прострация — ветер дул, но не ощущался, солнце грело, но холодно. Тело отдохнуло, но жутко болело и ломила каждая кость. Их перебили палками, раздавили и продолжали топтать, крошить.

Максим сидел рядом, делил со мной трапезу. А я пыталась запихнуть еду через горло, но задача поесть казалась не посильно тяжелой. Даже суп будто острый камень царапал глотку.

Максим рассказывал о моих обязанностях, на что я смотрела в красный насыщенный цвет супа и он казался кровью, которую из меня выкачали. Столько из меня крови и нервов выкачали. И главное никуда не деться, все равно приходилось давать им играть на своих нервах.

Максим не злился, не ругался, был предельно четок и аккуратен при общении со своей куклой. Отдавал указания. Упоминал о моих обязанностях стать его безмолвной тенью, которую будет звать в нужные ему минуты. Я все время держалась настороженно и в противоположном углу от «хозяина». Умереть не встать! Я мысленно называла какого-то зажравшегося наглеца хозяином!? Но гордыню вновь пнула под зад ногой и велела сидеть на цепи.

Опять всплыло воспоминание, о том, как получаются куклы. «Моральное и физическое насилие»

Будто услышав мои мысли равнодушный хозяин холодно пояснил, устремив взгляд на мои побелевшие пальцы, сжимавшие ложку с красным супом:

- На данном этапе наших отношений твоя роль сводится к исполнению моих указаний. Физическое наказание (наверное имел ввиду насилие) последует в том случае, если не будешь слушаться или прогневаешь, или соврешь. Запомни — ненавижу ложь! Отвечаешь всегда максимально честно.

Это немного успокоило. Раздав приказы и объяснив дальнейшие отношения кукла-хозяин забрал поднос с более или менее съеденным обедом или ранним ужином. Раскрыв стеклянную дверь с балкона коротко велел:

- Отправляйся в общежитие. Моя квартира — только моя, посторонних здесь быть не должно. Я позволил тебе здесь побыть, чтобы удостовериться в твоем адекватном состоянии.

Вышел с балкона, оставив одну с мыслями. Стекло на двери задребезжало от резкого закрытия. А дверь разделила, показала грань между нами. Я — вещь. Он-хозяин. И мне оставалось убивать себя морально, переламывать и приучаться к тому, что я — вещь. Рабочий материал и это всё, что осталось от Екатерины Роман.

Закрылась подушкой и завыла в нее.

Осталась лишь одна цель ради которой готова сломить себя. У меня отобрали жизнь и я в ответ отберу жизнь у Бонифация.

Перестала выть в подушку и посмотрела на встречу солнцу, опускающемуся за горизонт, а Максим должен был слышать мой вой, но его не трогало то, чем будет заниматься. Веселья не видно, но и сомнений нет. Добившись цели — моего статуса куклы и повесив на меня металлический ошейник с красными камнями, Максим стал холодным и каменным. Огородился эмоционально.

Добился цели, а теперь ему видно скучно.

***

Как в дьявольском тумане, в серой дымке еле дошла до общежития. По дороге встречались богатые люди, но меня не трогали. Никто не приставал и не смотрел на мое понурое лицо, опущенное вниз. Всем было весело. Смеялись, пробегали мимо и наслаждались жизнью.

Первым делом зашла на кухню, как знала, где найти основную массу бедняков.

Многие расположилось за столом, а остальные просто в проходе, сбились в кучу, как затравленное стадо животных. Расслышав скрип двери они замолчали, будто приготовились выпрыгнуть в окно и сбежать или затравленно спрятаться под столом. Но облегченно выдохнули увидев мое лицо.

Я молча прошла к чайнику и щелкнула кипятить воду.

Я никому ничего не сказала, смысла не видела поднимать панику. Что будет с ними, когда узнают, что остаток времени проведут, испытывая моральные и физические унижения на радость богатым людям. Как выживать, когда тебе говорят о неминуемой смерти? Только точная дата у всех разная. Я не Бог, чтобы решать кому жить, а кому умереть. Будь моя воля, предпочла бы не знать о своей участи и о неминуемом диагнозе — сумасшествие или состояние куклы.

- Кто-нибудь видел Бонифация вживую? - присела за один из стульев, прикоснувшись спиной к бетонной стене. После моего вопроса мертвая тишина стала еще мертвее.

Холодное отрицание на мой вопрос. Никто не видел, а некоторые и не слышали о Бонифации, должно быть только я наслышана о его деяниях.

Налила себе кофе, понимая, что не сомкну глаз и вряд ли вообще когда-либо спокойно засну без успокоительных. Врачи подсадили на таблетки.

На маленькой кухне в вечерний час собралось восемь человек и единственное, что их объединяло кружка горячего чая или кофе и отсутствие контакта глаза в глаза. Всем стыдно смотреть друг другу в глаза. Марк с забинтованной рукой после ожога время от времени смотрел на меня, а я изображала отсутствующий вид. Друг пил чай и наблюдал тайно, а мне неудобно от этого взгляда. Крутил кружку в нетерпении, видно по скорее жаждал что-то сказать или спросить.