Порочные удовольствия - Меган Марч

Холли

Жена миллиардера летит коммерческим рейсом?

Холли Викс, недавно вышедшая замуж за миллиардера Крейтона Караса, была замечена летящей коммерческим рейсом из Нью-Йорка в Нэшвилл, и наши источники утверждают, что она летела эконом-классом. Неужели в их раю уже не все в порядке? Можно было ожидать, что, владея тремя личными самолетами, миллиардер мог бы организовать более комфортную поездку для своей жены. Мы следим за событиями и сообщим вам, если у нас появится новая информация об этом союзе, потрясшем мир шоу-бизнеса.

На такси до аэропорта я потратила остатки своих денег, и мне повезло, что я получаю зарплату на следующей неделе, потому что билет на самолет, купленный в последнюю минуту, превысил лимит моей собственной кредитной карты. Я оставила мою новую кредитную карточку на кухонном столе в пентхаусе моего мужа на Пятой авеню.

Огромные солнечные очки скрывают круги под глазами и делают меня неузнаваемой. Мне показалось, что один парень пялился на меня слишком долго, но меня это не беспокоит. Я не настолько популярна. В этом городе много певцов, занимавших первую строчку в рейтингах, а у меня нет даже ни одного сингла, вошедшего в хит-парад. К тому же без сценического грима и с волосами, небрежно заплетенными в косу, я выгляжу как обычная девушка со Среднего Запада.

Я потягиваюсь, потому что у меня заболела спина от долгого сидения во время перелета, притом я сидела, крепко прижав руки к телу. По обе стороны от меня разместились тучные мужчины, от которых отчаянно пахло чесноком. Я подумывала над тем, чтобы поработать над песнями, но мне не хотелось шевелиться, не говоря уже о том, чтобы взять в руки блокнот и предоставить им возможность смотреть, чем я занимаюсь. Так что я сидела неподвижно, чем и объясняется моя затекшая спина.

В любом случае я была в таких растрепанных чувствах, что, вероятно, испортила бы все задумки, которые занесла в блокнот, пока ждала Крейтона. Я знаю, что одна из задумок была очень хороша, но все еще слишком сыра. Я пока еще не могу подобрать нужные слова, чему виной мое психологическое состояние.

Но есть и положительные стороны – я вернулась в Нэшвилл и, выйдя из раздвижных стеклянных дверей аэровокзала, вижу машину Таны, припаркованную у тротуара.

Окно в машине опускается, и Тана машет мне рукой.

– Тащи сюда свою задницу, пока меня не оштрафовали!

Я улыбаюсь, испытывая чувство облегчения оттого, что мое дерьмовое настроение начинает улетучиваться. Открыв дверцу, я сажусь в машину.

– Твой багаж потерялся? – спрашивает Тана, бросив взгляд на маленькую сумку, которую я поставила в ногах.

– Нет. Это все.

Ее брови ползут вверх.

– О нет, пожалуйста, скажи мне, что он заставил тебя ходить голышом, поэтому у тебя нет с собой никакой одежды, кроме той, в которой ты, наверное, накануне Нового года отправилась в Нью-Йорк.

Тане были известны все интимные подробности моего путешествия, и она была не согласна с моим решением не тащить с собой в Нью-Йорк ничего, кроме самой себя.

Я улыбаюсь, глядя на выражение ее лица.

– Никаких правил о хождении голышом. Просто… мне хотелось путешествовать налегке.

Ее брови принимают свое нормальное положение, а улыбка исчезает. Тана хмурится.

– Только не говори мне, что все это имеет какое-то отношение к тому, что твоя мать путалась со всеми мужиками в городе и позволяла им содержать себя.

Вот вам и вся радость иметь подругу, которая накачивает вас вином с тем, чтобы вы поделились с ней историей своей жизни. Но сейчас она не совсем права. Причины, по которым я покинула Нью-Йорк, гораздо важнее.

– Тана!

– Черт возьми, Холли. Я знала, что так случится. Я знала это.

Мне на самом деле не хочется говорить обо всем этом сейчас, потому что Тана намерена обсудить не только то, что случилось с Крейтоном, но и то, почему я так поступила. А я слишком переживаю из-за того, чтобы успеть на студийный автобус, и не хочу подвергаться психоанализу, основанному на ее знании моего прошлого. Я люблю ее, но просто не могу сейчас говорить ни о чем. Так что я решаю сказать ей правду.

– Мы можем продолжить этот разговор, когда я не буду сходить с ума от страха опоздать на автобус? Я очень, очень хочу просто добраться до дома и собрать вещи, чтобы успеть на автобус и забыть обо всем, кроме музыки.

– Ты не опоздаешь на свой чертов автобус. Я довезу тебя до дома настолько быстро, насколько позволяет мощность моей машины. – Она бросает на меня быстрый взгляд. – Но тебе придется говорить, пока я веду машину.

Я вздыхаю, уставившись перед собой, пока Тана отъезжает от тротуара, помахав рукой охраннику, с подозрением смотрящему на ее машину. Она снова бросает взгляд на меня, прежде чем сосредоточиться на том, чтобы влиться в поток машин, едущих из аэропорта.

– Говори, женщина.

– Что ты хочешь, чтобы я сказала?

– Что твой муж знает, где ты сейчас, и что ты не сбежавшая невеста.

– Ха-ха. Я не сбежавшая невеста. Думаю, чтобы так называться, нужно успеть сбежать до того, как ты принесла клятву верности.

Она резко перебивает меня:

– Твой муж знает, где ты?

Машина замедляет ход, и я несколько мгновений молчу, уставившись на красную лампу светофора.

– Я оставила записку.

– И что ты в ней написала?

Мне следовало бы знать, что Тана не отстанет. У нее бульдожья хватка в том, что касается деталей. И если бы она не была моим ближайшим и, возможно, единственным другом, я сказала бы ей, чтобы она отвязалась от меня. Но вместо этого я говорю ей правду.

– Я написала «прощай».

Я говорю это едва слышно, потому что знаю, что сейчас последует словесное избиение.

Ее вопль, до странности мелодичный, заполняет салон машины.

– Почему ты это сделала? Он что, ударил тебя?

Я поворачиваюсь к ней.

– Нет! Конечно нет!

Не могу даже поверить, что такое пришло ей в голову.

Она бросает взгляд на меня, прежде чем тронуться с места.

– Тогда что случилось? Он миллиардер, так что, может быть, в нем есть что-то от этого извращенца Кристиана Грея^[1]? У него есть Красная комната боли? О, бог мой, это правда? Он бил тебя? Хлыстом для верховой езды? Вот дерьмо. Это жесть…

Я закрываю лицо ладонями. Я даже не знаю, с чего начать, но мне нужно что-нибудь сказать, или она будет продолжать. Ее воображение разгорается. И видит бог, я не хочу, чтобы она попала в точку.