Рука - Юз Алешковский Страница 22

Ночью я ни хрена не дрых и, знаете, чем занимался?.. Камешкиваши перебирал. Пересыпал из одной лапы в другую, свечи зажег, жирандолиподвинул поближе, промыли мои глаза хрустальные лучики, и я даже не узнал их,глянув на себя в зеркало. Изумительное, надо сказать, зеркало. Французской,очевидно, революции, не иначе… Перстни на пальцы натянул, сапфировой брошьюфутболку украсил – чистый гравюр… Хожу себе по вашим коврам и чувствую, чточистейшей любовью люблю прекрасные вещицы, не ставшие хуже оттого, что заляпаныони подлятиной и кровью, проходя по одному делу с таким говном, как вы.

А пару жемчужин, розовую и черную, я узнал. Представьтесебе, узнал! Но мне совершенно неинтересно, как они к вам попали изВлачковского сундучка. Этим вопросом мы заниматься не будем… Кажется, мыостановились на том, что меня кинули в трюм за покушение на жизнь активиста? ..Нет! Мы остановились на вашей маменьке, Представляете, с каким адом в душе жилаона до своей голодной смерти? Где моя папочка? Вот моя папочка! И вот еще дваваших письма. Два за семь лет! Вы просите не писать вам, так как работаете наномерном заводе… Сообщаете, что уходите на фронт. Номерной завод на самом делебыл мясокомбинатом. Вы – главный инженер. Это начало вашей коммерческойдеятельности. Изобретение добавок к фаршам сосисок и колбас… Подбор кадров дляреализации левого товара и излишков, Вы правильно поняли лозунг Сталина «Кадрырешают все». Кадры – это члены шайки. И вы их подобрали лучше, чем Сталин. Васникто ни разу за три десятка лет не заложил и не продал… Не могли же вы писатьобо всем этом маменьке…

Ни на каком фронте вы тоже не были. В годы войны, имеякупленный белый билет… Только не дергайтесь. Доктор Клонский, заделавший вамего за пятьдесят тысяч рэ и пару американских патефонов, жив. Вот дневник,который он втихаря вел все эти годы по старой интеллигентской привычке.Почитайте, с какой гадливостью он описал ваш визит к себе и свое согласие насделку… Но это не важно. В годы войны, перейдя в Главк, вы назначили свои кадрыдиректорами Мясокомбинатов. В те времена за кружок «Краковской» можно былополучить Левитана, Кандинского, Сомова… Над камином, простите, Сомов висит? Ах,это Сислей! Чудесный пейзаж. За кило шпика – рублевскую икону получить было можно.То, что люди становятся дешовками, а настоящие вещи все дорожают и дорожают, выпросекли вовремя и железно…

В общем, достаточно было одного вашего звонка какому-нибудькарагандинскому жулику, скупаешему за бесценок по вашему указанию драгоценныевещички у эвакуированных аристократов и наследников большевистских мародеров, имаменька ваша была бы спасена от болезни и голодной смерти. Вы уморили мать,боясь родства, которое уже похерили с концами, боясь суда материнской совести ипрочих дел, связанных с возвращением матери из ссылки. Бумаги ее, целая пачкаответов из канцелярий Калинина, Сталина, Молотова и три ваших письма много летхранились у соседей. Царство ей небесное… Не одна она писала тогда письма ипросьбы о помиловании своим палачам. Крупный урка уверял меня, что в облгородахвсе такие письма собирают в кипы, грузят в вагоны, затем составляют спецэшелон.Приходит состав на Казанский, скажем, вокзал. Встречает его Калинин. Ручкоймашет. Ковыляет с палочкой по перрону. Затем вынимает мелок из кармана и пишетна красной дощатке вагонов, доверху набитых воплями, жалобами и слезнымипросьбами: «Отказать»… «Отказать»… «Отказать»… Эшелон громыхает обратно. АКалинин ковыляет пешочком в Кремль обедать со Сталиным… Козел глухонемой! ..

Вот как уморили вы родную маменьку, гражданин Гуров, итеперь из последнего возраста своей жизни, возвращаясь мысленно в юность, чуетевы свою вину или считаете ее виной того свирепо-жадного на жизнь и ужепринюхавшегося к чужой и родной крови молодого человека – Понятьева-Гурова?

Кстати, за искренний ответ я готов платить, причем щедро…Интересуют меня не мысли, а исключительно чувства, ну, а если срормулироватьточнее, то душевные реакции «человека нового типа» на разрушение нормальныхотношений к ценностям. Разве маменька с папенькой не ценности? Разве непоменяли бы в сей миг жемчуга, камешки, картины, все эти столики, пуфики,хрустали, офорты, фарфор и ночной горшок Барклай-де Толля, проданный вамдомработницей Бухарина, на ужин в скромном материнском доме и беседу с папанейо коварном Египте, обосравшем верный и безумно щедрый Советский Союз?..

Вы правы: неумный это разговор. Какие уж тут обмены, еслитеперь для вас слово «маменька» не имеет ни смысла, ни запаха, ни тепла. Вродебы даже и не было вовсе маменьки вашей на белом свете, а произвели вас на тотже белый свет тайком от Ленина Луначарский и Крупская… Допускаю, чтошестидесятилетнему человеку органически ближе мысли о смерти, чем о матери.Меня, повторяю, интересуют душевные реакции на разрушение нормативных отношенийк ценностям, но не сегодняшние, а сорокалетней давности. Я плачу… Назначайтецену… Я должен гарантировать безопасность и социальное благополучие вашейдочери? Я правильно понял?.. На зятя же вам плевать?.. Впрочем, это не моедело… Идет. Гарантирую… Честное слово палача – лучшая гарантия… Впридачу выхотите трое суток отдыха для размышлений и сортировки воспоминаний? Торговатьсяначали? .. Согласен. Размышляйте. Сор-ти-руйте. Могли бы найти словопоинтеллигентней. Козел!