Рука - Юз Алешковский Страница 18

Да! Я – говно, а не граф Монте-Кристо, гражданин Гуров!Знаете, где мне, трудновоспитуемому и считавшемуся полоумным бесенку попалась вруки эта великая книжка?..

Вы угадали. Угадать несложно. Да. В детдоме для мальчиков –детей кулаков и врагов народа имени… против фашизма… Я не шучу. Именно так он иназывался. «Детдом имени против фашизма» ДИПф. Вот это был грязный дневнойзверинец и подлый ночной террариум! .. Ря-ябов! Сука, где ты провалился?.. Ещеконьяку! Насрать на врачей! Коньяку, я сказал! У меня вечная мерзлота впромежностях! А ну-на, Рука, смир-рно! Сесть! .. Смиррно! .. Сесть! .. Вокругстола – шагом а-арш!.. Сесть! Не обращайте внимания, гражданин Гуров, ярасслабляюсь. Память моя стала такой спертой, вобрала в себя столько ужаса,вони, абсурда, грязи, лжи, фантасмагорий и подлятины, что теперь, гужуясьвпервые за полвека, выкидыеает со мной жуткие коленца… Мне страшно… Страшно! ..Нет, не просто «становится прошлое близким» по вашему идиотскому выражению.Меня волокет холодным магнитом туда… в Одинку… на печь… на мерзлую колодину… всани… в детдом, и я как бы оказываюсь там, начинаю задыхаться, как ео сне, инет сил проснуться, не выдержит сердце, рехнусь, второй раз это пережитьневозможно… Зверинец… Террариум… Рябов, где ты?.. Имени против фашизма!

Все там было. Утром чай, днем баян, вечером собрание… Тамчаще били, чем кормили, а кормили тем, чем били. Били же чем попало.Монстры-перевоспитатели полагали, что только с помощью боли физической иунижения, про душу они тоже не забывали, может быть вполне осуществлен контактнепонятно зачем оставленных в живых выродков с первой в мире советскойдействительностью, где никто на свете не умеет лучше нас смеяться и любить. Нои актив имелся в детдоме имени против фашизма. Шли в него смекнувшие, что лучшесамим бить, чем быть битыми. Они и колотили нас и за себя, и заперевоспитателей. Колотили за все: за не тот жест, не ту улыбку, не топрилежание, не тот труд, не тот аппетит, не те настроения, не те мысли, не топрошлое и так далее. Если повода не находилось, его выдумыеали, сочиняли,заставляли расколоться и, конечно же, кандей казался расколовшимся раем посравнению с процедурой дознания…

По утрянке нас выстраивали перед портретами Ленина иСталина. Зарядка, затем пение одной, двух любимых песен Ильича, затем дрова,затем полмиски шелюмки, приборка и политграмота. На уроке слабые, битые, нопоумневшие звереныши тискали доносы. Донос считался легким симптомом моральноговозрождения вражьего выблядка. За него выдавался белый хлеб. Вы бы посмотрели,гражданин Гуров, как интеллигентные дети инженеров, врачей, эсеров, дворян,священнослужителей, бывших помещиков, фабрикантов, литераторов, не выдержавголодухи, хамского насилия и унижений, превращались в волчат…Не все, конечно,не все, далеко не все, теплились во многих души, сопротивлялись распаду, однисмиренно, другие яростно… Были побеги, удавки, толченое стекло, саморубы,уксусная эссенция, кипяток на руки, голодовки – все было в детдоме имени противфашизма, как потом было то же самое, но еще пострашнее в лагерях… Пожалуй, яначинаю надираться. На сегодня хватит…

Ночной, подлый террариум… По ночам активисты бегали поспальням со стоячими. Им хотелось ласки, и бледные, бедные лысенькие мальчики счерными кругами под глазами, за конфетку, за кусок сала, за хлеб или простотак, от страха, схватившего за горло, подставляли несчастные попки молодымкозлам… Потом кто развращался, кто падал, кто вешался, кто тихо плакал… Рябов!Рябов! Подай мне сюда… слезинку, так сказать, ребенка… отставить… виноват…подай мне сюда Карла Энгельса, Владимира Сталина… Максима Крррупскую ты мнесюда подай! Пода-а-ай, говорю-ю! .. Они видели, все они видели… с портретов… изеркало русской революции там висело… Волоки их, Рябов, не-мед-лен-но! Я ихтыкну, тыкну… Перовскую… Желябова тоже волоки… всех тыкну бородищами, усами,носами, очками, мордами, умными лбами в несчастные попки мальчиков… тыкну,тыкну в первую сперму молодых козлов… тыкну, сука, тыкну в слезинку… Все.– Все…Спасибо, гражданин Гуров… Это – последняя рюмка…

Ко мне тоже однажды сунулся один хмырина. Стишки, сволочь,писал под Маяковского. Я вот этой рукой взял его за хер, вывел немедленно изспальни и кулачищем врезал по темечку. Я так в деревне, бывало, барановзабивал. Силен был не по годам. Врезал, а он – брык с копыт, и до утрапровалялся. На мое счастье отшиб я ему тем ударом память. Все начисто забыл,падлюка, даже «бурямглоюнебокроя», «Интернационал», «Распорядок дня и ночи ДИПф»и кто автор «Детской болезни левизны».