Тевье-молочник - Шолом-Алейхем Страница 16

– Голда, ты грешишь? У нас в писании сказано...

– Ну, что мне твое писание! - отвечает она. - У нас дочь на выданье. А за этой дочерью следуют, не сглазить бы, еще две, а за этими двумя - еще три!

– Эх! - говорю я. - Чепуха все это, Голда! Наши мудрецы и тут свое слово сказали. Есть в книге поучений...

Но она и сказать не дает.

– Взрослые дочери, - перебивает она, - сами по себе хорошее поучение...

Вот и толкуй с женщиной!

Словом, как вам должно быть ясно, выбор у меня, не сглазить бы, достаточный, и "товар" к тому же хорош, грех жаловаться! Одна другой краше! Не полагается, конечно, самому расхваливать своих детей. Но я слышу, что люди говорят: "Красавицы!" А всех лучше - старшая, звать ее Годл, вторая после Цейтл, той, которая втюрилась, если помните, в портнягу. И хороша же она, вторая дочь моя, Годл то есть, ну, как вам сказать? Совсем, как написано в сказании об Эсфири: "Ибо прекрасна она обличьем своим", - сияет как золото. И как на грех, она к тому же девица с головой: пишет и читает по-еврейски и по-русски, а книжки - книжки глотает, как галушки. Вы, пожалуй, спросите: что общего у дочери Тевье с книжками, когда отец ее всего-навсего торгует сыром и маслом? Вот об этом-то я и спрашиваю у них, у наших молодых людей то есть, у которых, извините за выражение, штанов нет, а учиться - страсть какая охота. Как в сказании на пасху говорится: "Все мы мудрецы", - все хотят учиться, "все мы знатоки", - все хотят быть образованными... Спросите у них: чему учиться? Для чего учиться? Козы бы так знали по чужим огородам лазить! Ведь их даже никуда не допускают! Как там сказано: "Не простирай руки!" - брысь от масла! И все же посмотрели бы вы, как они учатся! И кто? Дети ремесленников, портных, сапожников, честное слово! Уезжают в Егупец или в Одессу, валяются по чердакам, едят хворобу с болячкой, а закусывают лихоманкой, месяцами куска мяса в глаза не видят. Вшестером в складчину булку с селедкой покупают и - "да возрадуешься в день праздника твоего", - гуляй, голытьба!

Словом, один из этих молодчиков затесался и в наш уголок, невзрачный такой паренек, живший неподалеку от наших мест. Я знавал его отца, был он папиросник и бедняк, - да простит он меня, - каких свет не видал! Но не в этом дело. Чего уж там! Если нашему великому ученому, раби Иоханав-Гасандлеру [8] не стыдно было сапоги тачать, то ему, я думаю, и подавно нечего стыдиться, что отец у него папиросник. Одного только я в толк не возьму: с чего бы это нищему хотеть учиться, быть образованным? Правда, черт его не взял, этого парнишку, - голова у него на плечах неплохая, хорошая голова! Перчиком звать его, этого недолю, а мы его на еврейский лад переименовали - "Феферл" [9] . Он и выглядит, как перчик: неказистый такой, щупленький, черненький, кикимора, но -башковит, а язык огонь!

И вот однажды случилась такая история. Еду я домой из Бойберика, сбыл свой товар - целый транспорт сыра, масла, сметаны и прочей молочной снеди. Сижу и по обыкновению своему размышляю о всяких высоких материях: о том о сем, о егупецких богачах, которым, не сглазить бы, так везет и так хорошо живется, о неудачнике Тевье с его конягой, которые всю жизнь маются, и тому подобных вещах.

Время летнее. Солнце печет. Мухи кусаются. А кругом - благодать! Широко раскинулся мир, огромный, просторный, хоть подымись и лети, хоть растянись и плыви!..

Гляжу - шагает по песку паренек, с узелком под мышкой, потом обливается, едва дышит.

– Стоп, машина! - говорю я ему. - Присаживайся, слышь, подвезу малость, все равно порожняком еду. Как там у нас говорится: "Ослу друга твоего, если встретишь, в помощи не откажи", а уж человеку и подавно...

Улыбнулся, шельмец, но просить себя долго не заставил и полез в телегу.

– Откуда, - спрашиваю, - к примеру, шагает паренек?

– Из Егупца.

– А что, - спрашиваю, - такому пареньку, как ты, делать в Егупце?

– Паренек, вроде меня, - говорит он, - сдает экзамены!

– А на кого, - говорю, - такой паренек учится?

– Такой паренек, - отвечает он, - и сам еще не знает, на кого учится.

– А зачем, - спрашиваю, - в таком случае паренек зря морочит себе голову?

– А вы, - отвечает, - не беспокойтесь, реб Тевье! Такой паренек, как я, знает, что делает.

– Скажи-ка, пожалуйста, уж если я тебе знаком, кто же ты, к примеру, такой?

– Кто я такой? Я, - говорит, - человек!

– Вижу, - говорю, - что не лошадь. Чей ты?

– Чей? - отвечает. - Божий!

– Знаю, - говорю, - что божий! У нас так и сказано: "Всяк зверь и всякая скотина..." Я спрашиваю, откуда ты родом? Из каких краев? Из наших или, может быть, из Литвы?

– Родом, - говорит он, - я от Адама. А вообще-то я здешний. Вы, наверное, меня знаете.

– Кто же твой отец? А ну-ка, послушаем.

– Отца моего, - отвечает он, - звали Перчик.

– Тьфу ты, пропасть! Зачем же ты мне так долго голову морочил? Стало быть, ты - сын папиросника Перчика?

– Стало быть, я - сын папиросника Перчика.

– И учишься, - говорю я, - в "классах"?

– И учусь, - отвечает, - в "классах".

– Ну, что же! "И Гапка - люди, и Юхим - человек!" А скажи-ка мне, сокровище мое, чем же ты, к примеру, живешь?

– А живу я, - говорит он, - от того, что ем.

– Вот как! Здорово! Что же, - спрашиваю, - ты ешь?

– Все, что дают, - отвечает он.

– Понимаю, - говорю, - что ты не из привередливых. Было бы что. А если нет ничего, закусываешь губу и ложишься натощак. И все это ради того, чтобы учиться в "классах"? По егупецким богачам равняешься? Как в писании сказано: "Все любимые, все избранные..."

Говорю я с ним эдаким манером, привожу изречения, примеры, притчи, как Тевье умеет. Но, думаете, он, Перчик то есть, в долгу остается?

– Не дождутся, - говорит он, - богачи, чтобы я равнялся по ним! Плевать я на них хотел!

– Ты, - отвечаю, - что-то больно взъелся на богачей! Боюсь, не поделил ты с ними отцовского наследства...

– Да будет вам известно, - говорит он, - что и я, и вы, и все мы имеем, быть может, очень большую долю в их наследстве.

– Знаешь что? - отвечаю я. - Лучше бы ты помалкивал!.. Вижу, однако, что парень ты не промах, за язык тебя тянуть не приходится... Если будет у тебя время, можешь забежать ко мне сегодня вечером, потолкуем с тобой, а заодно, кстати, и поужинаешь с нами...

Разумеется, паренек мой не заставил повторять приглашение и пришел в гости, в самую точку угодил, когда борщ уже на столе стоял, а пирожки на сковороде жарились.