Мы - это наш мозг. От матки до Альцгеймера - Дик Свааб Страница 83

Как говорил Фрейд, всем культурам и всем религиям ведома идея о том, что «что-то» невещественное продолжает существовать после смерти. Это «что-то» называют душой. Предполагают, что после смерти она еще какое-то время находится рядом с телом, чтобы затем навсегда найти себе пристанище где-то в другом месте. Один наш ассистент-прозектор, родом из Суринама, перед тем как войти в секционный зал, трижды стучит в дверь, дабы предупредить душу умершего. У австралийских аборигенов имя умершего определенное время не произносят и не пишут ни перед членами его семьи, ни сами члены семьи, чтобы покой души не был нарушен. Если абориген внезапно погибает из-за несчастного случая или убийства, весть об этом сразу же распространяют, и наступает время молчания По древней китайской традиции, при погребении в могилу дня души умершего клали красиво выделанный котел, который, однако, вплоть до нынешних дней так и оставался пустым. Прославленный еврейский ученый Маймонид (1135–1204) исходит в своих трудах из бессмертия души. Также, согласно Корану, человек несомненно обладает душой и душа праведника после смерти отправляется прямо в рай.

Уже сотни лет спорят о том, когда именно вселяется душа в тело развивающегося в утробе младенца. Религиозные представления до сих пор влияют на политические решения относительно абортов, исследования стволовых клеток и селекции эмбрионов. Ученые-талмудисты, как и Аристотель, сороковой день беременности считают моментом появления души в теле зародыша. Возможно, потому, что он уже различается к этому времени, ибо до этого момента его описывают не иначе, как «воду». Эта спорная точка зрения позволяет в Израиле проводить исследования с человеческими эмбриональными стволовыми клетками. В античной Греции момент вселения души зависел от пола. По Гиппократу (460–377 до н. э.), дня мужского зародыша этот момент наступал на 30-й день, а дня женского на 42-й день беременности. Аристотель (382–322 до н. э.) полагал, что разница еще больше: мужской зародыш обретает душу на 40-й день после зачатия, а женский на 80-й. Итальянский теолог и философ Фома Аквинский (1224–1274) наконец объяснил, на чем основано это различие. Он полагал, что женщина — это mas occasionatus ^[134], еще не достигший заложенного в него назначения (Summa Theologiae, I, 92).

В 1906 году американский медик Данкен Мак-Дугалл взвешивал умирающих пациентов, помещая их на кровать в виде качелей, служивших чашей специальных весов. Когда умирающий испускал последний вздох, тело со стороны головы умершего на двадцать один грамм делалась легче. Мак-Дугалл пришел к заключению, что он взвесил «душу». Вывод более чем странный, поскольку всегда полагали, что душа нематериальна и, стало быть, ничего не весит. Потеря веса со стороны головы в данном случае может объясняться перераспределением объема крови между различными органами в момент остановки сердца. Однако выражение «21 грамм» как обозначение души стало даже названием кинофильма. В 1637 году Декарт, верующий католик, утверждал, что животные суть «бездушные автоматы». Это вполне согласуется с наблюдениями Мак-Дугалла, который при взвешивании умирающих животных никакой потери веса не обнаружил. Через некоторое время после Мак-Дугалла профессор Твайнинг (США), проводя прецизионное взвешивание, убедился, что в момент смерти животные также теряют в весе от нескольких граммов до нескольких миллиграммов и, стало быть, также имеют кое-какую душу.

Испокон веку «душа» существует во всех культурах. В настоящее время есть университетская дисциплина — психология, по крайней мере в названии которой содержится это слово. Психология, однако, изучает не душу, но наше поведение и наш мозг. Никаких психонов не существует — существуют нейроны. Когда человек испускает дух, не душа его отлетает — перестает действовать его мозг. Я ни разу не слышал убедительного возражения на простое заключение: дух — это результат деятельности наших 100 миллиардов мозговых клеток, а душа — всего лишь недоразумение. Универсальное использование понятия душа, очевидно, основано всего лишь на страхе смерти, на желании вновь увидеть умерших близких и на нелепой высокомерной идее, будто мы представляем собой такую важность, что после того, как мы навсегда уйдем, хотя бы что-то всё же должно остаться.