Что такое наука, и как она работает - Джеймс Цимринг Страница 7

Поначалу эта проблема с индукцией кажется пустяком, который не вызывает никаких тревог. Все знают, что вещи меняются, что вещи, как правило, не остаются неизменными навсегда и что наступает момент, когда прошлый опыт больше не применим. Однако серьезность этой проблемы можно сильно недооценить. Классический пример подобной проблемы с индукцией был приведен Бертраном Расселом, описавшим курицу, которую выкормил фермер. Каждый день в жизни курицы фермер выходил из дома и раздавал корм. Мы полагаем, что курица не могла общаться с другими курицами или кем-то еще, и поэтому все ее знания основаны только на личном опыте. Следовательно, с точки зрения курицы, каждый день фермер подходит к ней и дает пищу. Для курицы было бы разумным предсказать, что на следующий день фермер снова даст ей пищу. К сожалению, когда наступает следующее утро, фермер сворачивает курице шею, выщипывает перья и готовит на ужин — воистину трагический провал индукции — по крайней мере, для курицы ^[17]. Пример с курицей вполне применим к человеческому поведению. Я еще ни разу не погибал в автокатастрофе; поэтому я не предсказываю, что сегодня я погибну в автокатастрофе, и чувствую себя комфортно за рулем — ошибка индукции, которую совершают более 3000 человек, ежедневно погибающих в автокатастрофах по всему миру. Предположение, что будущее будет напоминать прошлое, является весьма полезным предположением, но отнюдь не бесспорным. В некоторых случаях оно почти неизбежно ошибочно.

Практический пример ошибочного предположения о том, что будущее будет напоминать прошлое, можно найти в истории применения антибиотиков. Когда пенициллин впервые применили для лечения инфекций, было отмечено, что введение пенициллина пациентам, инфицированным гонореей, приводило к их излечению. Отсюда можно было вывести общий принцип: пенициллин убивает гонорею. Фактически это стало общепринятой врачебной истиной, и медицинское сообщество включило пенициллин в список эффективных средств лечения гонореи. Однако под влиянием естественного отбора, вызванного повсеместным использованием пенициллина, некоторые штаммы гонореи приобрели устойчивость к пенициллину в результате эволюционных процессов. Таким образом, хотя в прошлом наблюдалась чувствительность к пенициллину практически 100 % возбудителей гонореи, в настоящее время это не так, что является ярким примером ошибочной индукции в способности предсказывать будущее.

Проблема предсказания будущих событий с помощью индукции может быть расширена за счет предположения, что соответствующие модификаторы будущих ситуаций также будут совпадать с прошлыми. Другими словами, предположение о неизменности модификаторов означает, что яблоки всегда сравнивают с яблоками. Я хорошо помню, как впервые подарил дочери гелиевый шарик (ей тогда было 9 месяцев). Когда я протянул ей шарик, она была очень расстроена тем, что шарик взлетел, а не упал. Для нее это было непредсказуемым событием, потому что до этого момента в ее жизни падало все, что она уронила. Таким образом, для нее было очень разумно предсказать, что воздушный шарик упадет, как и любой другой предмет. В этом случае индукция не удалась, потому что общее правило не распространялось на эту конкретную ситуацию (т. е. гелиевые шарики не такие, как другие предметы). Проблема с индукцией заключалась не в том, что будущее не совпадало с прошлым, а в том, что ситуативные изменения в будущем отсутствовали в прошлом. Если бы я держал солонку в руке, а затем отпускал ее, будучи пассажиром на международной космической станции, я бы, вероятно, наблюдал совсем другой результат, чем на моей кухне на Земле. Однако в случае и гелиевого шара, и космической станции будущее в точности совпадало с прошлым — насколько нам известно, гелиевые шары до сих пор всегда плавали в атмосфере Земли, а солонки всегда плавали в космическом пространстве; неудача моего прогноза заключалась в том, что я не учитывал, как изменились другие обстоятельства и модификаторы.

Проблема непонимания фоновых обстоятельств повсеместна и регулярно встречается в повседневной жизни. Все мы знаем, как неприятно получать от незнакомцев нежелательные советы, которые не применимы к нашим ситуациям. Большинство из нас видели, как у ребенка случилась истерика в общественном месте, а родители изо всех сил пытаются его успокоить. Тем из нас, кто побывал на месте этих родителей, кажется, что наблюдатели реагируют по-разному: сочувствие, облегчение от того, что это не их проблема, раздражение из-за того, что их беспокоят, и неодобрение в адрес ребенка, родителей или обоих. Во многих случаях наблюдатели критически относятся к тому, как родители справляются с ситуацией, а в некоторых случаях не могут удержаться от «полезных» советов.

Проблема таких советов заключается в том, что каждый ребенок индивидуален, каждый родитель индивидуален, взаимоотношения между ними по-своему уникальны и существуют всевозможные специфические модификаторы, которые могут повлиять на данную ситуацию (например, домашнее животное ребенка могло умереть, у ребенка может быть аутизм или он испытал необычный стресс и т. д.). В большинстве случаев человек, дающий совет, имеет ограниченный опыт общения с небольшим количеством детей и тем не менее чувствует себя комфортно, обобщая свой совет на этого ребенка, а возможно, и на всех детей. Конечно, в человеческом поведении есть некоторые общие черты, и некоторые советы могут быть применимы, но другие по очевидным причинам — нет. Это особенно остро ощущается, когда родители дают советы (часто нежелательные и, как правило, неприятные) по поводу воспитания внуков, потому что их советы больше не применимы (а в некоторых случаях больше не законны), исходя из опыта своего поколения, когда телесные наказания были не только разрешены, но и поощрялись, когда автокресла еще не были изобретены и когда не было проблем с курением в детской. Верно и обратное — детям легко критиковать поведение своих родителей во времена их молодости, если они придерживаются нынешних норм, которых не существовало тогда. Во всех этих случаях делаются обобщения относительно того, что «должно быть сделано», которые не всегда верны, потому что модификаторы, на которых основаны обобщения, могут не относиться к рассматриваемой ситуации. Это представляет собой фундаментальную слабость всех предсказаний, основанных на опыте, или, другими словами, фундаментальную проблему индукции — ситуационные особенности, из которых был получен прежний опыт, не обязательно повторяются в новом случае.

Проблемы индукции не ограничиваются обобщениями и предсказаниями будущего, но также распространяются на утверждения о знаниях относительно не наблюдаемых в настоящее время сущностей. Классическим примером может служить натуралист, который наблюдал очень много лебедей и заметил, что все они были белыми. Насколько можно быть уверенным в обобщении, что все лебеди белые, — не только все лебеди будущего, но и все другие существующие в настоящее время лебеди, которых он не наблюдал? Сколько лебедей вам нужно увидеть, чтобы оправдать принцип, согласно которому все лебеди белые? Хватит ли половины всех лебедей? Как насчет девяти десятых? К сожалению, эпистемологи более или менее пришли к единому мнению, что для уверенности необходимо исследовать каждого лебедя. Независимо от того, сколько белых лебедей видел биолог, все, что нужно сделать для опровержения, — это увидеть одного черного лебедя. В тот момент, когда это происходит, вывод «все лебеди белые» отвергается, несмотря на огромное количество белых лебедей, которые наблюдались ранее. Другими словами, единственный способ устранить эту проблему с помощью индукции — это ограничить свои утверждения тем, что уже наблюдалось. А это, как я говорил выше, вообще не является решением проблемы, потому что, поступая так, вы больше не предсказываете, а описываете. Мы больше не генерируем знания о ненаблюдаемом, основываясь на принципах, выведенных из наблюдаемого, и, таким образом, проблема индукции не решена. (В некоторой степени комично, что прибытие европейцев в Австралию привело к открытию черных лебедей ^[18], тем самым воплотив рассуждения логиков на практике.)