Мы - это наш мозг. От матки до Альцгеймера - Дик Свааб Страница 69

Франс де Ваал, выходец из Нидерландов, всемирно известный исследователь приматов, с 1981 года работает в США. Его девятая захватывающая книга вышла под заглавием «Nature's Lessons for a Kinder Society» ^[99]. В ней он вновь проводит параллели между поведением животных и человека. Послание книги состоит в том, что сейчас наступила эпоха эмпатии. Ошибочное представление Маргарет Тэтчер и Роналда Рейгана о свободной рыночной экономике как о саморегулирующейся системе, достигнув кульминации, в период правления Джорджа У. Буша обернулось кошмаром финансового кризиса. И теперь следовало бы покончить с культурой самообогащения высших должностных лиц и банкиров. «Greed is out, emphaty is in» ^[100], — утверждает де Ваал, Люди не только наиболее агрессивные из приматов, но и наиболее склонные к эмпатии, как показала готовность оказать помогать после урагана Катрина в 2005-м и землетрясения в Китае в 2008 году Это вопрос баланса, и в последнее время он был нарушен. Эмпатия — вчувствование в то, что затрагивает других, — должна сейчас вновь занять первенствующее положение, говорит де Ваал. Эволюция млекопитающих несет в себе долгую историю развития эмпатии, насчитывающую 200 миллионов лет, которые, собственно, должны стать солидным основанием для таких изменений. Можно спросить, не относится ли и к де Ваалу поговорка «чего хочется, тому и верится», но, после того как лидеры стран Большой двадцатки в 2009 году' договорились ограничить бонусы руководителей банков, все больше кажется, что он оказался прав. Де Ваал дарвинист чистой воды; он доказывает, что все компоненты эмоционального поведения уже существуют в животном мире. Подобно Дарвину, Франс де Ваал пишет легко, ярко, захватывающе и каждый решающий этап эволюции иллюстрирует наглядными примерами из мира животных. К тому же в доказательство своих положений он опирается на множество остроумных экспериментов. А по части юмора и Дарвину было бы нелегко с ним тягаться.

Эмпатия возникает прежде всего из заботы матери о потомстве. Это автоматическая реакция, в которой участвует не только префронтальная кора, столь развившаяся только в новейшее время, но и эволюционно более старые области мозга. Практически все мы, за исключением немногочисленной группы психопатов, способны к эмпатии. Разумеется, важное место в социальной жизни и обезьян, и людей занимает соперничество, но наряду с этим для нас важны сотрудничество и удовлетворение оттого, что мы поступаем честно и делаем людям добро. Дайте двум обезьянам одинаковое вознаграждение за выполнение одной и той же задачи — и всё пойдет как по маслу. Дайте затем одной из обезьян гораздо более вкусный виноград вместо огурца, который получит другая обезьяна, и та, которой не доплатили, как только это заметит, прекратит иметь с вами дело и выбросит из клетки кусок огурца в знак протеста.

В большей степени, чем в своих предыдущих книгах, де Ваал обращается к примерам из нейронаук, чтобы пояснить механизмы тех или иных видов поведения. В этой области действительно появилось так много нового, что, пожалуй, пришло время, чтобы интеграция науки о поведении и нейробиологии стала основной темой следующей книги де Ваала. Разумеется, в его книге заходит речь о зеркальных нейронах, реагирующих на эмоции других и тем самым формирующих основу эмпатии. Упоминаются и половые различия. Так, например, женщины проявляют эмпатию по отношению к наказываемому нарушителю правил игры, в то время как у мужчин эмпатия совершенно отсутствует, а наказание даже активирует систему вознаграждения (рис. 15), свидетельствуя о том, что справедливое наказание нарушителя доставляет им удовольствие. Однако аргументация де Ваала относительно нейронов фон Экономо ^[101] как основы, чтобы узнавать себя в зеркале, мне всё еще не кажется убедительной.

Развитая форма эмпатии невозможна без того, чтобы животное ощущало различие между собой и внешним миром. Эта способность проверяется с помощью зеркала. Если на голову животного поставить краской пятно, животное, если узнаёт себя в зеркале, пытается пятно удалить. Этот экзамен выдержали двухлетние дети, человекообразные обезьяны, дельфины и, как это продемонстрировал де Ваал с помощью огромного зеркала, также слоны.

На Западе лишь недавно было признано, что животные обладают эмоциями. В 1835 году, когда в Лондонском зоопарке впервые появились шимпанзе и орангутаны, королева Виктория сказала, что они «frightful and painfully and disagreeably human» ^[102]. Но, по мнению молодого Дарвина, каждому, кто думает, что человек превосходит любое другое создание, следовало бы посмотреть на себя повнимательнее. Трудность признать эмоции у животных де Ваал приписывает нашей иудео-христианской культуре. Обе религии признают наличие души единственно за человеком и смотрят на человека как на единственно разумное существо, созданное по образу и подобию Бога. Я не разделяю этой оценки. В Китае эмоции животных до недавнего времени тоже находились вне поля зрения эмпатии. Животные вызывали интерес только как пища. Но с увеличением благосостояния и в Китае увеличивается интерес к животным и эмпатия по отношению к ним. Все чаще китайцы заводят домашних животных, дурное обращение с животными вызывает резкую общественную реакцию, а в кампусе университета By Хан установлен монументальный памятник макакам-резус, жертвам исследований атипичной пневмонии SARS (severe acure respiratory syndrome — тяжелый острый респираторный синдром).

Когда один религиозный журнал задал де Ваалу вопрос, что бы он захотел изменить в человеке, если бы был Богом, он не мог не задуматься. Де Ваал по праву испытывает немалое подозрение к движениям, которые пытались изменить человека извне: социальному дарвинизму, марксизму, американскому феминизму. Он указывает на то, что обе стороны человека: одна, свойственная дружелюбным, склонным к эмпатии и сексуальным бонобо, и другая, свойственная брутальным доминантным шимпанзе, — необходимы для поддержания стабильности общества. Де Ваал не стал бы просить Бога радикально изменить человека, разве что добавить ему стремления к братству. SOV'у ^[103] следовало бы наделить человека чуть большей эмпатией к «другим людям». Сомневаюсь, чтобы это помогло решить грандиозные проблемы, стоящие перед миром. Де Ваал и сам приводит контраргументы. Если вы с каждым ведете себя открыто и каждому доверяете, как при синдроме Вильямса, то вам не доверяет никто, и вам грозит полное одиночество. Эмпатия имеет свои темные стороны. Человек показал себя столь изощренным в изобретении пыток, потому что мы, как никто, можем вживаться в чувства другого. Повышенная эмпатия только повышает эту чудовищную способность. Де Ваал приводит в пример нацистского живодера, превращающегося по вечерам, вне лагеря в заботливого отца семейства. Мы можем быть очень склонны к эмпатии, но по отношению к другим группам полностью исключать это чувство. Миллионы людей, восхищенно устремлявшиеся за Гитлером, Сталиным или Мао, обладали не большей и не меньшей эмпатией, чем мы сами. Де Ваал хорошо бы сделал, если бы попросил Бога обуздать нашу склонность бездумно следовать за харизматическим альфа-самцом, будь он хоть человеком, хоть обезьяной. Это не только воспрепятствовало бы новому уничтожению целых народов или культурной революции, но и уменьшило бы риск возобновления пагубной привычки к самообогащению высшего руководства фирм и банкиров.