Будущее: рассекречено. Каким будет мир в 2030 году - Мэтью Барроуз Страница 69

Рич предложил совместно поработать над биотехнологиями. Он знал, что Китай жаждал быть первым, кто начнет коммерческую разработку широкого спектра биотехнологий, особенно в сфере медикаментов. Биотехнологии были одним из самых потенциально опасных направлений. Но можно было повысить их надежность, если разработать стандарты и протоколы. Он опасался китайской привычки обходить законы и нормы. У них там меньше моральных и этических запретов. Общими усилиями можно поднять уровень стандартов безопасности. И по крайней мере у американцев было бы гораздо лучшее представление о том, что творится в китайских лабораториях.

Китай нанимал экспертов по биотехнологиям со всего мира. Рич не хотел, чтобы Китаю досталась вся слава, особенно учитывая, что все больше научных прорывов принадлежало американским ученым. Он помнил из лекций в SAIS, что Великобритания в коммерческом смысле потеряла на многих научных открытиях, сделанных в XIX в. Вместо нее эти достижения успешно использовали и заработали на этом Германия и США, что отчасти и стало причиной заката Великобритании.

Ланксин тут же согласился. Он решил, что сможет преподнести эти совместные усилия как свою большую победу и тем самым задобрит критиков. Он так хотел, чтобы Китай стал инновационным обществом, и понимал, что предстоит еще очень многому учиться у Америки.

– Кое-кому в Конгрессе и в Пентагоне совсем не нравится идея хороших отношений с Китаем, – сказал мне Рич. – Они терпят это только потому, что видят, с каким трудом Ланксину удается убеждать своих военных и партию. Они, должно быть, думают, что если в Китае так много противников сотрудничества, то это на самом деле хорошо для США.

Он покачал головой.

– Все-таки политика – забавная штука. Ты ради страны из кожи вон лезешь, но пока не продемонстрируешь, как сильно ты навредил «тому парню», никто тебе не верит.

Ланксин был азартен. Чем выше он забирался по партийной лестнице, тем больше его раззадоривали серьезные и рискованные ставки. Но у него имелось одно преимущество. Он был «барчуком», правнуком одного из соратников Мао по Великому маршу. Однако ему совсем не нравилось то, что случилось с партией, какой коррумпированной она стала. Он сравнивал это с тем, что происходило с династиями древности, когда их век клонился к закату. Если как-то не остановить эти процессы, Китай никогда не станет по-настоящему современной страной.

Ланксину было очень непросто получить согласие на совместные проекты. Народно-освободительная армия Китая (НОАК) отчаянно сопротивлялась. Ей был на руку рост националистических настроений, который предшественники Ланксина использовали, чтобы отвлечь недовольный замедлением экономического роста средний класс. Она воспользовалась национализмом, чтобы отхватить дополнительный кусок бюджета для расширения своих сил. Правительство никогда не знало толком, что замышляют военные. Порой о маневрах становилось известно в последний момент, хотя подобная демонстрация военной мощи отрицательно сказывалась на отношениях Китая с соседями. Рич был прав, хоть Ланксин и никогда бы в этом не признался.

Ланксин знал, что сторонники жестких мер в партии и НОАК будут замышлять против него и продолжат шпионить за американцами, несмотря на достигнутое взаимопонимание. Однако у него была поддержка Рича. Тот передавал Ланксину информацию о том, чем занималась его военная разведка. Несколько раз Ланксин заставал военных врасплох, демонстрируя им, что он в курсе их дел, о которых ему было знать не положено.

И все же у Ланксина нашлись и союзники. Китайские интеллектуалы были крайне воодушевлены. Частный сектор как в США, так и в Китае оказался решающим фактором. Деловые люди видели возможности, которые давало улучшение отношений. С помощью Ланксина американским компаниям становилось все легче делать бизнес в Китае. А Рич приструнил аппарат национальной безопасности, не позволив ему наложить слишком много ограничений на китайские инвестиции в американскую экономику.

Ричард однажды сказал мне: «Смотри, что произошло после Второй мировой: американцы сражались с нацистской Германией, но стали самыми большими друзьями Германии после войны. Американцы настолько великодушны, что не могут долго держать зло на кого-то. Конечно, нам помогает то, что мы все еще хозяева положения. Во времена Великой рецессии это было бы невозможно. Слишком много обид. А теперь мы можем себе позволить быть щедрыми. Китай в этой игре надолго. Он умеет жертвовать. Когда-то он был лидером в области технологий. И снова будет им, еще при нашей жизни».

Через два года после того, как Рич погиб, катаясь на катере, я приняла участие в памятной церемонии на Арлингтонском национальном кладбище. Он не был религиозным, но я видела в нем какую-то мистическую преданность самой идее США. Арлингтон символизировал для него личную жертву на службе стране.

Сенатор, произнесший главную речь, на мой вкус, слишком рассыпался в похвалах. Он называл Рича последователем других великих президентов, протягивавших руку помощи (в его случае Китаю).

Ричу были бы приятны его добрые слова, но он скептически смотрел на мир, в который мы движемся. Он несколько раз публично высказывался о том, как хрупка международная система, и надеялся, что лидеры начнут восстанавливать международные организации, такие как ООН или МВФ, чтобы иметь более объективное отражение изменения расклада сил.

Кораблекрушение стало жестоким ударом. Рич незадолго до этого вышел в отставку и только-только начал получать удовольствие от жизни на пенсии. Ланксин был все еще на посту, когда Рич покинул президентское кресло. Он пообещал не особо распространяться об их сотрудничестве, чтобы у Ланксина не возникло проблем.

Ланксину до сих пор непросто. Я навещала его год назад. Вместе мы поднялись на Желтую гору, где в скале выбиты удивительные древние иероглифы. Мы остановились в государственном гостевом доме недалеко от вершины. На следующее утро я вышла на террасу – вид был просто потрясающий. Суровые пики, глядящие сверху на всех нас, и облака, плывущие внизу, – картина, достойная древних китайских свитков. Чувствуешь себя близко к богам. Подходящее время для размышлений. Я спросила Ланксина, какими были для него последние несколько лет.

С той же ухмылкой, которая была у него на лице, когда мы впервые встретились, Ланксин ответил:

– Игра оправдала себя, хоть мне и пришлось все время ходить по краю. Мне приходилось бороться не на жизнь, а на смерть, чтобы получить согласие на создание совместных предприятий. Но китайцы практичны – слишком много инженеров хотят, чтобы объекты были созданы. Не было другого, легкого пути. Они вспоминали истории своих родителей о том уроне, который причинил Мао своими попытками проложить исконно китайскую тропу «Большим скачком». Ведь из-за него мы полетели в пропасть. Мы не могли бы быстро стать инновационным обществом без помощи со стороны.

У партии все большие опасения вызывало то, что растущий средний класс потерял к ней доверие. Отвлечь внимание она попыталась при помощи разжигания военной истерии. Было несколько неприятных стычек с вьетнамцами и японцами, и в одном примечательном случае Китаю пришлось пойти на попятный в ответ на поднявшийся международный протест. Собственно, тогда Ланксин и пришел к власти. Его предшественников бесцеремонно подвинули после слишком большого количества позорных инцидентов с соседями и всеобщим осуждением.