Язык Адама. Как люди создали язык, как язык создал людей - Дерек Бикертон Страница 66

Теперь давайте посмотрим, что происходит, когда мы думаем о чем-нибудь простом, например, что «роза — красная»:

— думаем о розах

— думаем о красном

— связываем то и другое.

У вас может возникнуть визуальный образ красной розы, но может и не возникнуть. Если он возник, вы скажете: «Я мыслю образами». Если нет, вы скажете: «Я мыслю словами». В обоих случаях это, как солнце, которое ходит по небу: совсем не то, что на самом деле происходит. В мозге образов нет. В мозге нет слов. Все, что там есть, — лишь нейроны и их связи и разные соотношения и силы электрохимических импульсов. Они поставляют нам субъективное ощущение слов и образов. Эта метаморфоза кажется нам волшебной, но в ней не больше волшебства, чем в ощущении того, что горы меняют окраску на закате, которое точно так же порождается процессами в нашем мозге.

Если мы определим мышление как «любой вид умственного вычисления» — наиболее общее и нейтральное с теоретической точки зрения определение, какое только можно дать, — тогда обе серии операций, которые я описал: переработка информации из окружающей среды и представление, например розы, — могут с равным правом называться мышлением. Но кроме того, что оба эти процесса происходят внутри мозга и направляются им, с трудом можно вообразить что-то общее между ними.

Было бы разумным предположить, что первый вид мышления, «обычное занятие мозга», как мы могли бы сказать, лучше всего выражается характеристикой «мышление онлайн»: оно представляет собой совокупность путей, по которым мыслящий организм сейчас, прямо в этот момент, взаимодействует с объектами и событиями окружающего мира. Тогда мы можем охарактеризовать тип мышления «о красных розах» как «мышление офлайн», у которого нет обязательной или непосредственной связи с тем, что происходит вовне, и которое происходит в пределах мозга. Стоит провести более подробное сравнение этих двух типов.

Этапы офлайн-мышления совсем не такие, как в онлайн-мышлении, они не включают ни одного этапа, свойственного последнему, и работают совсем по-другому. Онлайн-стадии запускаются событиями, происходящими вне организма. Офлайн-стадии могут быть запущены внешним воздействием, но не обязательно, и, как правило, это не так. В онлайн-мышлении каждый этап запускает последующий. Будь это по-другому, обладателю мышления долго не протянуть: если бы запах отправился на анализ, или если бы анализ не запустил действия, или если бы приказы не были выполнены, быть ему кошачьим кормом. В офлайн-последовательности никакой этап не имеет жесткой связи с другими: вы могли подумать сначала о розах, а потом о красном, или наоборот, или одновременно — нет никакой разницы. В онлайн-последовательности заключительным этапом обычно служит инструкция для тела, даже если эта инструкция просто «Ничего не делай». В офлайн-последовательности заключительного этапа может и не быть вовсе. Можно думать о красноте, о розах, о том и другом, вовсе не обязательно связывая их воедино, обращаясь с ними по отдельности.

Возможно, очевидная свобода структуры или то, что выглядит примитивной простотой в таких мыслях, как «Розы — красные», приводит многих к идее о том, что эти мысли достались нам бесплатно, просто потому, что у нас есть мозг. А это выливается в другое широко распространенное убеждение, которое разделяют даже те, кто поддерживает мнение о языке как о двигателе человеческого разума. Это убеждение заключается в том, что мысли каким-то образом логически предшествуют предложениям, что язык возник, чтобы выражать мысли, что вам надо сначала придумать нечто, чтобы потом облечь это нечто в слова и отправить в мир. Помните — в мозге нет не только образов или слов, там нет и мыслей: только незатихающий поток нейронной активности, пульсация спайков, движение импульсов, бегущих каждый в свою сторону.

Для меня убеждение в том, что мышление в эволюционном времени предшествовало речи и предшествует ей в современной действительности, является одним из внешне правдоподобных утверждений, которые, если вытащить их на свет и как следует осмотреть, выглядят так, будто им явно не хватает реальных оснований или хотя бы факта или теории. Конечно же, дальше я собираюсь доказывать, что, пока мы не могли разговаривать, мы не могли даже подумать: «Розы — красные». Но, может быть, вас убедить сложнее, чем меня, так что давайте рассмотрим, что происходит в том и другом мозге и сознании человека и животного.

Человеческое сознание против нечеловеческого

Начнем размышления с простого вопроса: почему другие животные содержатся в плену «здесь и сейчас»?

Самый простой ответ: это все, что им осталось.

Они не могут общаться по поводу вещей, лежащих за пределами «здесь и сейчас», потому что они не могут отвлечь свои мысли от настоящего момента. И причина, по которой они этого не могут, является и причиной, по которой они могут ссылаться только на конкретные события, происходящие в данный момент. У них нет абстрактных понятий, а у нас есть.

Следует вас предупредить, что это ересь. Трио приятелей-еретиков (Дерек Пенн и Дэниел Повинелли (Daniel Povinellï) из Луизианского университета и Кит Холиоук (Keith Holyoak) из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе) в недавней статье написали: «Со времен Дарвина доминирующей тенденцией в сравнительной когнитивной психологии было подчеркивать континуум человеческих и нечеловеческих сознаний и приуменьшать различие, видя его “в степени, а не в качестве”» (Darwin 1871)».

К примеру, предлагая своим читателям представить себя на заре возникновения языка, Джим Херфорд (Jim Hurford), один из лучших авторов по эволюции языка, спрашивает с холодной уверенностью, как, по их мнению, было бы жить без языка, «но в остальном осознанно, совсем как мы с вами».

Но, наверное, никто не стал бы делать таких предположений без сильных аргументов?

Верно: согласно Айрин Пепперберг, учительнице попугая Алекса и стороннице попугае-инклюзивного подхода к языковой эволюции, «более 35 лет исследователи доказывали с помощью полевых и лабораторных тестов, что способность решать сложные задачи у животных составляет континуум с такой же способностью человека». Любой, кто выступит против консенсуса, рискует быть заклейменным как последний защитник человеческого превосходства, особенного, чудесного создания «просто нас с вами».

Но несут ли эти доказательства горькую правду или правду, которую мы хотим услышать, — какая бы из них ни подкрепляла именно эту часть мудрости Дарвина? Может быть, ее нужно интерпретировать совсем по-другому?

Прежде чем мы рассмотрим доказательства, позвольте мне более подробно остановиться на цитате Айрин Пепперберг: «…способность решать сложные задачи у животных составляет континуум с такой же способностью человека» (курсив мой). Но где решать? В окружающем мире или в голове? Это очень важный вопрос.

Я буду утверждать, что возможности животных действительно составляют континуум с возможностями человека там, где задачи лежат в окружающем реальном мире. Такие задачи скорее решаются, если:

— Животное сильно мотивировано решить задачу (то есть если задача лежит на пути к удовлетворению неотложных потребностей в пище, размножении, спасении или еще чего-то, относящегося к благополучию индивида)