Эти удивительные животные. Самые неожиданные факты о братьях наших... разумных - Вирджиния Морелл Страница 65

– Именно работа профессора Мацузава вдохновила нас на создание подобной программы здесь, – сказал Росс. – Вы должны встретиться с ними, с Аи и Аюму – самыми одаренными шимпанзе. Японские исследователи иначе относятся к своим шимпанзе, чем мы. Они воспринимают их как равных, и это заставляет нас менять свое отношение к нашим обезьянам.

Позже в тот же день я встретилась с Россом в его офисе, чтобы попрощаться. Перед этим я успела посмотреть, как еще одна группа из семи шимпанзе во главе с Хэнком выуживала кетчуп из термитников, которые были сделаны из стекловолокна. Шимпанзе оживленно толпились возле термитника, засовывая в него по очереди свои веточки. Несколько лет назад я видела, как шимпанзе в Гомбе охотятся на термитов таким же образом. Они делали свои «удочки» из веток и обжевывали их с одного конца, чтобы придать палке подходящую форму. То же самое я увидела и в зоопарке. А еще я стала свидетелем небольшой перепалки возле искусственного термитника. Молодой самец Оптимус, которого Хэнк воспринял как возможного соперника, сделал вид, что не хочет присоединяться к другим возле термитника, а Чаки, молодая самка, у которой была течка, использовала свою сексуальную привлекательность, чтобы заполучить хорошее место рядом с Хэнком.

– Если понаблюдать за шимпанзе возле термитника, вы действительно можете много узнать об их разуме, – сказал Росс. – Вы увидите, насколько для них важны их социальные отношения, иногда даже важнее, чем еда. Счастливый шимпанзе тот, кто живет в сложном обществе вместе со своими товарищами.

То же самое будет и с мальчиками в синих джинсах. Росс сказал, что их хозяйка наконец дала согласие «поступить правильно». Двух шимпанзе скоро поместят в зоопарк Little Rock. Основные вопросы уже были улажены, но Россу еще предстояло выяснить кое-какие детали, и я ушла, чтобы ему не мешать.

Выходя, я заметила сидящего у окна шимпанзе Keo. Я кивнула головой и махнула ему рукой на прощание, за что была вознаграждена легким кивком головы в ответ. Кео меня узнал, и я улыбнулась.

За свою продолжительную жизнь Keo успел испытать почти весь спектр человеческого постоянно меняющегося отношения к тому, что значит быть шимпанзе. Он был клоуном, его называли безликим местоимением «оно», а не «он», безмозглым экспонатом в зоопарке, а в настоящее время – родственником человека, достойным считаться эмоциональным живым существом, которое нуждается в когнитивном обогащении. Кео также повезло, что его не использовали в качестве подопытного животного в медицинских исследованиях, или как шимпанзе-космонавта (так называли шимпанзе в космической программе НАСА), или как друга Тарзана в Голливуде.

Теперь Keo живет рядом с Россом. Кабинет Росса находится в другом конце коридора, и они не могут видеть друг друга из своих комнат, однако Росс часто открывает дверь своего кабинета и может слышать, как Кео и другие шимпанзе кричат и улюлюкают. Их голоса иногда достигают высокого крещендо или, наоборот, становятся низкими, почти хриплыми, и это означает, что они смеются. Во время нашего разговора я заметила, что Росс, как родитель, вполуха прислушивается к их крикам. Он любит слушать шум шимпанзе, даже когда понятно, что те ссорятся. Ведь это звуки, которые издают шимпанзе, живущие вместе в социальной группе со всеми ее сложностями и неожиданностями, как я видела в Гомбе.

В тот вечер, сидя в гостиничном номере, я просмотрела статьи и видеоссылки, которые дал мне Росс, о работе профессора Мацузава с шимпанзе в Институте изучения приматов в Киото. Они были поразительные, и не только потому, что у молодого самца Аюму была отменная память, но из-за отношений между шимпанзе и исследователями. Здесь были фотографии, на которых шимпанзе и ученый сидели рядом на скамейке. Никаких стеклянных стен, даже металлических перегородок или решеток, которые разделяли бы их, не было. Шимпанзе выполняли разные задания, в то время как исследователь делал заметки. На одном из видео два ученых в белых халатах мягко и ободряюще разговаривали с самкой шимпанзе, которая только что родила, но не хотела кормить младенца грудью. Мать была явно расстроена и напугана, она поджала губы от страха. Один из ученых говорил ей, чтобы она не волновалась, была храброй, что это ее ребенок и что она должна покормить его. После этого исследователь взял осторожно малыша и положил его в руки матери. Руки ребенка тотчас вцепились в ее шерсть. Затем мать попыталась покормить малыша, но тут же закричала, когда он схватил ее за сосок. Казалось, она вот-вот уронит младенца на пол. Но тут снова послышался мягкий голос ученого. «Да, – говорил он успокаивающе, – сначала может быть немного больно, но это скоро пройдет». И мать постепенно успокоилась, прижала ребенка к груди и начала кормить.

На протяжении всей видеозаписи ученые разговаривали с матерью шимпанзе, как если бы они разговаривали с молодой женщиной, которая прекрасно понимает, о чем они говорят. Они относились к ней как к равной себе, и она отвечала им тем же. Неужели ученые действительно так думали, или это была лишь иллюзия, потому что они находились внутри помещения с шимпанзе? И если они действительно так считали, как им удалось избавиться от общепринятого «мы» против «них», которое так сильно влияет на наши исследования разума шимпанзе или других животных?

Я сразу послала письмо Мацузава по электронной почте и спустя несколько месяцев уже летела в Японию.

Хотя Институт изучения приматов, которым руководит Мацузава, и считается частью университета Киото, он находится в ста пятидесяти километрах к востоку в городе Инуяма. Я добралась туда на скоростном поезде. В Инуяма жизнь протекала очень размеренно. Городок был расположен на берегу реки Кисо и напоминал живописную деревню. Институт изучения приматов находился на холме, возвышающемся над городом, а позади этого пятиэтажного бетонного здания стояла покрытая хвойным лесом «Собачья гора». С одной стороны здания находился скрытый за заборами и деревьями вольер для шимпанзе. В нем было несколько металлических башен для животных, одна из которых достигала пятнадцати метров в высоту. С нее открывался превосходный вид на город Инуяма.

С Мацузава мы встретились в его кабинете ранним утром в январе 2009 года. В свои пятьдесят девять лет Мацузава выглядел как японский бизнесмен. Одетый в темно-серый костюм и полосатый галстук, он как будто собирался на встречу с руководителями корпораций, а не с сообществом шимпанзе. Однако не успели мы поговорить и пяти минут, как нашу беседу прервали крики шимпанзе. Когда крики раздались снова, Мицузава поднялся и подошел к окну, откуда открывался вид на площадку для шимпанзе.

– Прошу, пройдемте на воздух, – сказал он мне, выходя на балкон. – Это Акира, наш доминирующий самец, – показал Мацузава, глядя в сторону высокой башни.

Акира стоял на верхней платформе башни, его черная шерсть блестела в лучах утреннего солнца, а его товарищи шимпанзе и весь Инуяма были у его ног. На мгновение мне показалось, что он похож на актера из голливудского фильма «Сын Кинг-Конга». Он топнул ногой, а затем издал длинный, судорожный крик.

Когда Акира закончил, Мацузава слегка кивнул, как будто одобряя. Затем он уперся в перила балкона, широко открыл рот и, запрокинув голову, издал свой собственный вопль.