125 лет кинодраматургии. От братьев Люмьер до братьев Нолан - Камилл Ахметов Страница 63

Форма записи театральной пьесы, казалось бы, создана для того, чтобы делать из нее киносценарии. Сами посудите: в ней уже есть и описание действий, и реплики героев – остается только перевести пьесу в формат записи сценария…

Примерно так думали и авторы фильма «Убийство герцога Гиза», помните? Но, к сожалению, – нет, полноценного киносценария из пьесы не получится.

Дело в том, что пьеса пишется для театра (если это не пластический театр), а сценарий – для кино. В театре всегда работает непосредственное живое общение актера и зрителя, в кино такой коммуникации нет. Театральные актеры видят перед собой полный зал зрителей, а киноактеры – только съемочную группу и оборудование. В театре действие происходит преимущественно в диалогах, театральная сцена условна, между актерами и зрителями нет стены, и в своих репликах актеры обращаются скорее к зрителям, чем друг к другу. В кино ключевое слово: «действие». В театре мы миримся с театральной условностью, с довольно-таки литературными диалогами, а кино создает собственную правду – еще не жизненную, но уже и не театральную. Театральная сцена пластична: если на нее поставить кровать, это будет спальня, а если поставить столик, это будет ресторан; в кино так нельзя. Разумеется, есть исключения: существуют и документальный театр (так называемый вербатим – театральный жанр), и условное кино (например, фильмы Ларса фон Триера «Догвилль» 2003 года и «Мандерлей» 2005 года), но они лишь подтверждают правило.

Поэтому, перерабатывая пьесу в сценарий, кинодраматурги проделывают с ней буквально то же, что Макки советует делать с литературным произведением. Примером сравнительно бережной адаптации для кино служит знаменитая пьеса «Пигмалион» Бернарда Шоу, в которой профессор английской лингвистики Хиггинс заключает со своим другом, полковником Пикерингом, пари о том, что он сможет обучить безграмотную цветочницу Элизу Дулитл настолько грамотной британской речи, что она сойдет за герцогиню на приеме в любом посольстве и даже сможет устроиться горничной или в цветочный магазин, где требования к чистоте языка еще выше. К сожалению, полная версия этого произведения, в которой выделены части, отсутствовавшие в исходном варианте пьесы, как и версия, специально созданная для постановки в кино, на русский язык не переведена. Поэтому у нас мало кто знает, что знаменитые комические сцены из фильма «Моя прекрасная леди» (реж. Джордж Кьюкор, 1964), основанного на мюзикле Фредерика Лоу, – вроде упражнения «In Hartford, Hereford, and Hampshire hurricanes hardly ever happen» – взяты из фильма «Пигмалион» Энтони Эсквита и Лесли Говарда 1938 года, потому что были написаны именно для него.

Но главное, чем отличается киноверсия «Пигмалиона» от театральной, – разумеется, хеппи-энд, любовь, в обязательном порядке возникающая между Элизой и Хиггинсом, которая, конечно же, перекочевала и в мюзикл. В оригинальной пьесе нет ни малейшего намека на любовь – в финале Хиггинс признает Элизу равной себе и Пикерингу: «Вы, я и Пикеринг – мы теперь не просто двое мужчин и одна глупая девочка, а три убежденных холостяка» ^[84]. «Пигмалион» – пьеса не о любви, а о пользе образования.

Представитель экстремального подхода к адаптации оригинальных пьес – британский драматург Том Стоппард. Его пьеса 1966 года и фильм 1990 года «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» представляют собой оригинальные произведения, написанные на основе «Гамлета» Уильяма Шекспира; сам Гамлет в них появляется эпизодически.