Победа разума над медициной. Революционная методика оздоровления без лекарств - Лисса Рэнкин Страница 61

Я это знаю. Так было с отцом.

Когда у отца развился рак мозга, а потом и меланома с метастазами, отец все равно верил, что одолеет болезнь. Он был молод душой, слишком молод, был оптимистом с крепкой верой, у него была поддержка окружающих, обожающая его семья и распахнутая душа. Он не заслуживал такой тяжкой болезни. Он никогда не делал ничего плохого, был прекрасным человеком, который прожил благословенную жизнь.

Но тем не менее умер. И это было страшно несправедливо.

Уже в середине работы над этой книгой мы с мамой на шестую годовщину со дня смерти отца беседовали о нем. Она спросила, не делал ли он чего-то плохого, по моему мнению. Может, он мало верил в возможность ремиссии? Или не получил необходимой поддержки? Не удалось ему сохранить равновесие Пирамиды здоровья? Или нам следовало обеспечить ему макробиотическую диету? Можно ли было вообще предотвратить его смерть?

Я ответила честно, что не знаю.

Когда писала эту книгу, то многому научилась. И все же еще многого не знаю. Можно ли было предотвратить смерть отца от рака? Можно ли было спасти его, если бы вместо куриных крылышек он употреблял сок из зелени? Стало бы лучше, если бы он при рассеянном склерозе нашел для себя новое занятие после преждевременного ухода на пенсию? Или помогло бы новое творческое хобби? Не нужно ли ему было больше секса? Или долгих часов медитации? А может, важно было улучшить окружающую среду? Больше смеяться? Больше бывать на солнце? Меньше поддаваться стрессу? Больше расслабляться?

Ответить невозможно.

Не исключено, что можно было вылечиться, если бы отец изменил образ мыслей. Нашел необходимую поддержку, жил в согласии с внутренним путеводным светом, составлял для себя рецепт, ставил собственный диагноз – и действовал.

А может быть, и нет. Может, он бы все это сделал, но с тем же результатом.

Я обняла маму и стала размышлять, что бы подумал отец об этой книге, если бы прочитал. Во время работы над ней я все время слышала его голос. Он задавал мне вопросы, подталкивал меня, поощрял идти все дальше, он был тем оппонентом-скептиком, которого я словно пыталась переубедить.

Наконец я набралась смелости и спросила, что думает мама. Если бы отец был жив, что бы он подумал о том, чему я научилась и о чем пишу?

Мама молчала и думала. В уголке глаза появилась слезинка. Затем она грустно, но ласково улыбнулась и сказала, что он сначала подумал бы, что я совершила необдуманный поступок. Но ему все равно это понравилось бы как ученому, рано или поздно. И она добавила, что в итоге он непременно проанализировал бы все доказательства в достаточной мере и признал бы, что все-таки в этом есть зерно истины. Когда она так сказала, я заплакала.

«Я знаю наверняка, – добавила мама, – что будь он сейчас с нами здесь, то страшно бы гордился тобой».

В этот момент я ощутила такую тоску по отцу, что заныло в груди слева – там словно зияла пустота, мне было и больно, и переполняли чувства. Я призналась маме, что написала всю книгу ради отца. Он словно смотрел на меня с каждой страницы. Если бы мне удалось написать такую книгу, которую не оспаривали бы даже врачи, похожие на отца, то не исключено, что изменилось бы положение с медицинской помощью, с ее организацией и отношением к ней. Я бы исполнила свое предназначение, изменила определение здоровья, помогла бы людям исцеляться по-новому. Может, удалось бы привлечь целое сообщество врачей, пациентов и медицинских работников, знающих нашу разрушенную систему здравоохранения и желающих изменить ситуацию в медицине в корне. Я могла бы научить людей отвечать за состояние собственного здоровья, снова сделать практическую медицину священным занятием. Может быть, всего лишь может быть, мне удалось бы содействовать исцелению моей любимой профессии.

В книге доктора Абрахама Вергезе «Рассечение Стоуна» есть вымышленный персонаж – врач. Он говорил: «Мы приходим в этот мир незваными. Если повезет, то обретаем смысл жизни, кроме борьбы с голодом, нищетой и ранней смертью, которые, как важно помнить, являются уделом многих. Я вырос и нашел цель. Я должен был стать врачом. Я не намеревался спасать мир в той мере, в какой хотел исцелиться. Мало кто из врачей признается в этом. Разумеется, этого не сделают молодые. Но, вступая в эту профессию, мы должны верить, что, врачуя других, мы способствуем исцелению собственной ранимости. И это возможно, но можно и растравить рану».