Тысячеликий герой - Джозеф Кэмпбелл Страница 60

Несомненно, существует психологическое оправдание такой предосторожности. Англичанин, который переодевается к обеду в джунглях Нигерии, чувствует, что в его действиях есть смысл. Молодой художник, носящий бакенбарды, войдя в холл «Ритца», охотно объяснит причины своей эксцентричности. По римскому воротнику мы узнаем проповедника. Монахиня XX столетия носит рясу. Обручальное кольцо замужней женщины до некоторой степени защищает свою хозяйку.

В рассказах Сомерсета Моэма описываются метаморфозы, которые происходят с «носителями бремени белого человека» (то есть англичанами-колонистами за рубежом, вне пределов своей родины, метафора, впервые прозвучавшая в пафосном и ироничном стихотворении Редъярда Киплинга The White Man’s Burden. – Примеч. пер.), которые перестали надевать к ужину смокинг. Во многих народных песнях поется о том, как раскалывается кольцо и от этого происходят всяческие несчастья. О похожих случаях повествуют и мифы – например, собранные Овидием в его знаменитом сборнике «Метаморфозы», где снова и снова нам рассказывают о потрясающих изменениях, которые случаются, когда изоляция между центром высоко концентрированной силы и слабым силовым полем окружающего мира без должных предосторожностей внезапно разрушается. В сказочном фольклоре кельтов и германцев гном или эльф, застигнутый рассветом вне дома, немедленно превращается в палку или камень.

Возвращающийся домой герой в конце своего приключения должен встретиться с миром лицом к лицу. Рип ван Винкль так и не узнал, что с ним случилось, его возвращение превратилось в фарс. Ойсин знал об этом, но отвлекся и поэтому потерпел неудачу. Более всего посчастливилось Камар-аз-Заману. Он наяву пережил блаженство глубокого сна и в своем невероятном приключении обрел такой убедительный талисман, что, вернувшись с ним, смог сохранить веру в себя перед лицом всех отрезвляющих разочарований.

Пока он спал в своей башне, два джинна, Дахнаш и Маймуна, перенесли к нему из далекого Китая дочь Владыки Островов и Морей и Семи Дворцов. Ее звали принцесса Будур. Положив спящую девушку рядом с персидским принцем в ту же кровать, джинны открыли их лица и увидели, что они похожи, как близнецы. «О моя госпожа, – воскликнул Дахнаш, – клянусь Аллахом, моя возлюбленная прекраснее». Но Маймуна, любившая Камар-аз-Замана, возразила: «Неправда, мой прекраснее». После чего они начали спорить, приводя доводы и контрдоводы до тех пор, пока Дахнаш наконец не предложил поискать кого-нибудь, кто бы беспристрастно рассудил их.

Маймуна топнула ногой и тут же из-под земли появился слепой на один глаз ифрит, горбатый, с покрытой паршой кожей и перекошенными глазницами; на его голове было семь рогов; четыре пряди волос ниспадали до пят; руки у него были как вилы, а ноги – как мачты; ногти его были подобны когтям льва, а ступни – копытам дикого осла. Чудовище почтительно поцеловало землю перед Маймуной и спросило, что ей угодно. Услышав, что должен выразить свое мнение о молодых людях, так близко лежащих на кровати, так что рука одного обнимала шею другого, ифрит долгое время смотрел на них, восхищаясь их очарованием, затем повернулся к Маймуне и Дахнашу и объявил свое решение.

«Клянусь Аллахом, если вы хотите услышать правду, – сказал он, – эти двое равной красоты. Я не могу сделать выбор между ними еще и потому, что это мужчина и женщина. Но у меня возникла другая идея. Давайте по очереди разбудим их, так чтобы другой об этом не знал, и того из них, кто будет больше очарован, можно признать менее прекрасным».

На том и порешили. Дахнаш превратился в блоху и укусил Камар-аз-Замана в шею. Очнувшись ото сна, юноша потер укушенное место, сильно почесал его из-за жгучего зуда и между тем немного повернулся набок. Он увидел, что рядом с ним лежит кто-то, чье дыхание слаще мускуса, а кожа – нежнее крема. Он удивился, присмотрелся к тому, кто был рядом с ним, и увидел, что это девушка, подобная жемчужине или сияющему солнцу, подобная куполу, осеняющему прекрасно возведенную стену.

Камар-аз-Заман попытался разбудить ее, но Дахнаш сделал сон девушки глубже. Юноша потряс ее. «О моя любимая, проснись и взгляни на меня», – сказал он. Но та даже не пошевельнулась. Камар-аз-Заман принял Будур за ту, на ком хотел женить его отец, и воспылал желанием. Но испугался, что его родитель мог наблюдать за ним, притаившись где-то в комнате, поэтому сдержался и ограничился тем, что снял с мизинца девушки перстень с печатью и надел его на свой палец. После чего ифриты наслали на него сон.

Будур же повела себя иначе, чем Камар-аз-Заман. Она не предполагала и не боялась, что кто-нибудь наблюдает за ней. Кроме того, Маймуна, которая разбудила ее, со своим женским коварством высоко взобралась по ее ноге и сильно укусила в то место, что пылает жаром. Прекрасная, благородная, восхитительная Будур, увидев рядом с собой мужчину и обнаружив, что он уже взял ее кольцо, будучи не в силах ни разбудить его, ни представить, что он сделал с ней, охваченная любовью, возбужденная откровенной близостью его плоти, потеряла всякий контроль и дошла до высшей точки откровенной страсти.