Эволюция для всех, или Путь кентавра - Александр Гангнус Страница 60

Каждый человек, выбравший себе профессию еще на школьной скамье, может назвать книжки, которые когда-то возбудили или поддержали в нем интерес к облюбованному делу. Чарльз Дарвин в автобиографии вспоминает, как в школьные годы он зачитывался книгой «Чудеса мироздания» и обсуждал с товарищами достоверность сведений, о которых рассказывалось в книге. Один из самых крупных наших палеонтологов академик Ю. А. Орлов еще в детстве прочел книгу Гетчинсона «Вымершие чудовища», а вскоре увидел места раскопок древних ящеров на Малой Северной Двине. Это, в конце концов, и определило его судьбу. Наверное, для автора популярной книжки помочь определиться в жизни неведомому ученику — высшая награда.

Читая книжку А. А. Гангнуса, я мысленно возвращался в сороковые годы, когда мальчишкой-третьеклассником ездил на трамвае № 47 в далекое тогда Коломенское, где из черных глин на берегу Москвы-реки выковыривал перламутровые раковины юрских аммонитов. Больше всего поражало то, что когда-то в Подмосковье было настоящее море и что плавали в нем неведомые моллюски с изящными спиральными раковинами, что лет им много миллионов. Потом в школьном кружке при Палеонтологическом музее наш руководитель Б. А. Трофимов давал нам ровно столько свободы, чтобы не превратить увлечение в нудную повинность, а ограничивал свободу только с тем, чтобы мы не растащили музейные экспонаты по своим домашним коллекциям. На наши собрания заходил Ю. А. Орлов — его именем теперь назван музей, — по очереди пожимал всем руку, что-то спрашивал, советовал, шутил и уходил, чтобы не мешать (хотя мы собирались в его кабинете). К нам вполне серьезно относились сотрудники музея и Палеонтологического института Р. Ф. Геккер, К. К. Флеров, А. И. Осипова, Е. А. Иванова, Я. М. Эглон и многие другие. Не будь этих людей, не будь бесед с ними, тех книг, которые они подсовывали, собирание ископаемых раковин могло превратиться в некое экстравагантное хобби, полуосмысленное, служащее, что бы мне ни говорили завзятые коллекционеры, просто самоцелью. Благодаря живому общению и чтению вместо хобби пришла удивительная профессия, о которой мне ни разу не пришлось жалеть. Я не буду обсуждать вопрос, что было важнее — общение с людьми или чтение книг, но, видно, недаром я всегда помню не только своих первых наставников, но и мои первые книги — «Вымершие животные» Ланкастера и альбом «Развитие жизни на Земле» Р. Ф. Геккера.

Пока книжка не разошлась по свету, пока не попала в число прочитанных, трудно предрекать ее судьбу. Все же, мне кажется, книжке А. А. Гангнуса не суждено попасть в число тех, которые попусту занимают место на книжных полках. Я думаю, что даже ученые-биологи прочтут ее не только с удовольствием, но и с пользой. Профессиональная работа современного биолога неизбежно сужает поле его зрения, становится трудно уследить за всеми проблемами биологии. Скажем, многие ли из биологов помнят о том, что в изверженном материале вулкана Тятя найдены ювенильные биохимические соединения, у какого из звероящеров делятся поровну признаки млекопитающих и рептилий и что в лаборатории академика Д. К. Беляева отбор лисиц вели по признаку добродушного характера, получив изменения во многих других признаках. А ведь для понимания законов эволюции совсем не вредно помнить об этих и многих других приводимых в книге фактах.

Конечно, «не фактом единым» жива наука. Знание голых фактов не делает человека ученым, а перечень фактов — еще не научная дисциплина. Нужны еще гипотезы, теории, законы, связывающие факты, придающие им научный смысл, позволяющие предсказать и затем получать новые факты. Среди палеонтологов, как и вообще среди биологов, можно найти людей, поддерживающих разные эволюционные теории. И это различие во взглядах нельзя объяснить тем, что одни лучше знают фактический материал и поэтому придерживаются истинной теории, а другие — и специалисты поплоше и потому теории поддерживают сомнительные. Знаменитый палеонтолог К. Циттель, автор и редактор одной из первых сводок по всем группам ископаемых организмов, не поддерживал дарвинизм в том виде, в каком он был в конце прошлого века. Но едва ли кто-нибудь из дарвинистов рискнет сказать, что Циттель сильно уступал в знании палеонтологии своему современнику В. О. Ковалевскому, известному последователю Дарвина, одному из основателей эволюционной палеонтологии (кстати, А. О. Ковалевский, которому в книге А. А. Гангнуса посвящено несколько разделов, — брат В. О. Ковалевского).

К сожалению, в науке часто бывает так, что одни и те же факты приводят к разным выводам, к полярно противоположным теоретическим взглядам. И часто это объясняется не количеством или подбором фактов, а недостаточным развитием самой теории. Не все выводы достаточно хорошо продуманы, не все концы увязаны друг с другом, не все следствия извлечены. В том, что в области теории эволюции предстоит еще немало поработать, не сомневается ни один компетентный специалист. Не сомневается в этом и автор книги. Снова и снова возвращается он к еще нерешенным загадкам, показывая и их привлекательность, и их сложность, но не безнадежность их решения. Может быть, прочитав книжку А. А. Гангнуса, многие читатели, и не обязательно юные, лишний раз вспомнят о еще не сделанном и не решенном. Но при этом важно, чтобы читатели, особенно те, которые склонны к скепсису, не сделали и противоположного вывода. Я так и вижу лицо юного скептика, который, поджав губы, презрительно пожмет плечами и скажет: «Я думал, что этим палеонтологам что-то известно, а на самом деле ничего у них нет, одни гипотезы».

Он будет не прав, этот юный скептик. За двухвековую историю палеонтологии собрано так много документов о развитии жизни на Земле, что некоторые очень важные черты прошедшей эволюции установлены не менее надежно, чем последовательность правления египетских фараонов. Количество описанных родов вымерших животных и растений исчисляется десятками тысяч, а видов — сотнями тысяч. Мы знаем основные династии живого мира, господствовавшие в разные периоды, мы имеем неплохое представление о различии живого населения разных континентов и морей в разные геологические эпохи. Хотя, конечно, многое остается тайной. Все же геологическая летопись не так полна, как хотелось бы. «Неполнота геологической летописи», о которой упоминает А. А. Гангнус, нередко служила поводом и для грустных размышлений, и для ехидных намеков в адрес палеонтологии. Ч. Дарвин пессимистически сравнивал эту летопись с разрозненной книгой, от которой сохранились лишь случайные слова. Один видный немецкий ботаник считал, что при такой неполноте летописи на палеоботанические данные лучше просто не обращать внимания — они-де только сбивают людей с толку. Это, конечно, уже крайность, и несправедливость таких упреков, будь то в адрес палеоботаники или вообще палеонтологии, хорошо показана в книге А. А. Гангнуса, особенно в главах, посвященных эволюции позвоночных. Наблюдательность, хорошее знание биологии нередко позволяют палеонтологам восстанавливать утраченные мягкие части животных по скелету с такой же уверенностью, с какой наш замечательный антрополог М. Герасимов восстанавливал лицо по черепу. По отверстиям в черепе палеонтологи могут судить, был ли у животного мягкий и теплый нос, по специальной сумчатой кости — была ли сумка. Мой товарищ по палеонтологическому кружку В. Суханов сумел очень убедительно показать, какими походками обладали древние животные. Правда, для этого ему пришлось отпрепарировать несметное число ныне живущих четвероногих.