Испания: Поздний обед - Поль Ричардсон Страница 6

— Мы бывали в Мурсии, там вдоль реки шла прогулочная тропа, — вспоминал в то утро Мануэль, — днем мы ходили туда погулять. Летом там стоял ларек, в нем продавали салат-латук, люди покупали один кочан и шли вдоль реки. Довольно забавно было наблюдать, как вся эта молодежь прогуливалась вдоль реки, хрустя салатом, как мороженым. Но вообще-то салат был восхитительный, очень освежал в летний полдень.

Только в Мурсии салат может считаться сродни фастфуду.

Я с удовольствием уселся за столик на террасе и заказал тарелку улиток, пригоршню жареного миндаля и большой бокал отличного местного пива «Эстрелья Левант». Левантинцы очень любят улиток, здесь их готовят в соусе с небольшим добавлением жгучего перца чили, к ним мне подали стакан зубочисток, чтобы можно было доставать этих созданий из ракушек. Улитки оказались такими вкусными, а пиво ну просто само лилось в глотку, что я решил посидеть тут еще и обойтись без обязательного ланча. Бармен принес мне две тарелки — классическое мурсийское жаркое, приготовленное с сушеными кормовыми бобами, и разновидность яичницы-болтуньи с луком и цуккини, еще один большой бокал пива и пару сочных соленых анчоусов с гренками и оливковым маслом. Я очень доволен тем, что сумел правильно выбрать закусочную. Возможно, это была чистейшая случайность, но ведь повезло. А в таком месте, как Бенидорм, удача далеко не всегда была на моей стороне.

В тот день я вышел из дома Мануэля и Марии Терезы и пошел пешком вдоль пляжа, вдали сверкали башни Бенидорма, как некое футуристическое видение города многоквартирных домов-башен на воде: этакий Манхэттен на море. Между Аликанте и Бенидормом расположены цепочкой небольшие городки, которым не достались ни слава Бенидорма, ни его судьба, и они довольствовались хотя бы тем, что спокойно существовали в его кильватере, при этом часто ухитрившись в какой-то степени сохранить свой первоначальный облик. Скажем, пляж в Сан-Хуане, к югу от Бенидорма, представляет собой роскошную широкую полосу песка, а вот в Эль-Кампельо пляж безобразный, сплошные камни, и город был обречен завести у себя хоть какую индустрию, кроме туристической. Понятно, почему в этом городке так упорно держатся за свой небольшой рыболовецкий флот, так что здесь сохранился вполне приличный рыбный базар, куда широкая публика может приехать в любой день и купить рыбу прямо с лодок, без всяких посредников, которые урезают доходы рыбаков и взвинчивают цены в более крупных средиземноморских портах.

В лучах раннего вечернего солнца, после долгого жаркого дня, торговля и общественная жизнь снова оживают. На пляже в Эль-Кампельо вовсю играли в петанк, зрители — толпа стариков в шортах и сандалиях — подбадривали игроков криками по-каталонски и по-испански. Выше на берегу гавани стояла товарная биржа — довольно новое кирпичное здание современного вида, похожее на все общественные здания универсального назначения: и не разберешь, не то начальная школа, не то библиотека, не то рыбный рынок.

Я добрался туда к самому открытию. За пределами гавани были привязаны две лодки, они только что прибыли после дня рыбной ловли, на их палубах кучами лежали сети. Рыбаки сгружали синие пластиковые ящики с уловом — на берег гавани, а оттуда к задним дверям биржи. Весь цикл от производства до потребления, в самое возможно короткое время на самое возможное короткое расстояние. Толпа собиралась внутри рынка, следя, как рыба поступает с лодок партиями минимум по килограмму, каждая партия на отдельном белом подносе.

Прилавок заполнялся: я видел морских угрей, и камбал, и красную кефаль, и морского ерша, безобразную иглистую оранжевую рыбу, которая, подобно тому как скорпена является главным ингредиентом французской ухи по-марсельски, считается главным компонентом буйабесс и бурриды (ухи с чесночным соусом). Я отошел от прилавка — решил взглянуть на развешанные по стенам фотографии, изображавшие город Эль-Кампельо, каким он был в 50-х годах: скопление темных небольших лодок вдоль берега, за ними ряд невысоких домишек; женщины и девочки в грубых черных платьях, с узелками скрученных на затылках волос, каждая сидит, как в гнезде, на куче сетей и смахивает на гигантского паука в центре паутины; лодки флотилии со звучными именами: «Маруфина», «Лолика», «Фина-лавочник из Тероля», «Тоньи Кармен», трагически погибшая в 1954 году.

Ведущий аукциона — в белом халате с прикрепленным к голове микрофоном — расхаживал гоголем, объясняя, как все будет проходить, внимающей ему аудитории домохозяек-стряпух определенного возраста в цветастых летних платьях с короткими рукавами, из которых высовывались могучие ручищи. Одна женщина была в бата де каса — этот синий передник фактически является неизменным элементом наряда любой испанской домохозяйки. Толстопузый человек, явно владелец ресторана, дружески болтал с ведущим. Как и на каждом аукционе, публика состояла из покупателей и зевак. Последние заглянули из любопытства, быстрые беглые взгляды выдавали в них туристов; первые же пристально осматривали товар, и их круглые блестящие глазки-бусинки были такими же, как и у тех экземпляров, которых они высмотрели своим опытным взглядом.

Товар шлепал хвостами и вертелся на своих белых подносах. Ведущий аукциона поднял первый лот — летучую рыбу, новинку для рынка. Он поднял ее так, чтобы всем было видно: это создание смахивало на коробку, как первые летательные аппараты братьев Райт, оно оттопыривало крошечные крылышки, складывающиеся, как гармоника. Цена все падала и падала, но рыба так и не смогла взлететь в коммерческом смысле, и ее отложили в сторону, грустную, непроданную, не снискавшую любви. Неэффектные, некрасивые и немодные рыбы ушли за такую малую цену, что возникал вопрос, стоило ли вообще их добывать. Пепельного цвета морской угорь был продан за полтора евро, а килограмм акулы-катран мог стать вашим всего за один евро.

Одна женщина ушла, унося большую лампугу (обычную дораду), а потом вернулась за тремя килограммами красной кефали. «Разделайте ее на доске, отбейте, добавьте немного оливкового масла, чуточку лимона, и вот вам прекрасный ланч», — заливался соловьем ведущий аукциона. А теперь наступила очередь морского окуня, костлявой рыбки, необходимой для хорошего рыбного бульона, на основе которого готовят «котелок» — блюдо из рыбы с рисом, его обычно едят за воскресным ланчем в Эль-Кампельо. Конечно, сейчас, в пятницу вечером, весь город думал о выходных. И тут внезапно у толпы пробудился интерес. Со всех концов вверх потянулись руки. На каждом подносе лежало три-четыре этих мелких чудища — ведущий называл их «мелюзга». Захваченный общей лихорадкой, я предложил три евро за кило и с гордостью отволок их к прилавку для взвешивания и уплатил. Я отнесу их домой Марии Терезе и попрошу сделать для меня настоящий «котелок» завтра к ланчу.

Появилась элегантная мурена, желто-бежевой мраморной расцветки. «Она тоже годится для бульона», — раскрыла секрет дама в синем переднике, которая теперь оказалась рядом со мной. Потом предъявили поднос с мелкими рыбешками, среди которых как-то затесалась огромная тигровая креветка. А потом жирную акулу-катран, больше похожую на сома. Ведущий поднял поднос, так что ее зубастая морда смотрела прямо на аудиторию и напугала маленького мальчика в первом ряду.

А теперь, дамы и господа, представляю вам звезд этого шоу. Дорада, или златоглавый лещ, издавна была абсолютным фаворитом испанской кухни. Но ее так безжалостно истребляли в Средиземном море, что сейчас эту рыбу редко увидишь на столе, и ее репутация сохраняется только за счет армии дорад, выращиваемых на фермах, уходящих за полцены и вполовину не таких вкусных. Единственный настоящий дикий златоглавый лещ на сегодняшнем аукционе был продан за двадцать один евро толстопузому владельцу ресторана. Когда объявили цену, дама в переднике больно толкнула меня в бок.