The Next Right Thing. Искусство принимать верные решения - Эмили Фриман Страница 6

Я выставляю границу перед женщиной-роботом, которая пытается мной командовать.

До эпохи текстовых сообщений и голосовой почты у нас были специальные машины, чьей единственной задачей было отвечать на звонки в наше отсутствие. Мы называли их автоответчиками, и именно этим они и занимались – автоматически отвечали. В колледже у нас с соседкой по комнате был такой, в котором использовались полноразмерные кассеты для записи входящих звонков. То есть звонивший в нашу комнату в общежитии при желании мог оставить нам четырехчасовое послание.

Однажды я вернулась с занятий и нажала кнопку, чтобы прослушать сообщения. Первым зазвучал голос женщины-робота, который велел мне не вешать трубку, ибо, возможно, это самый важный звонок в моей жизни. Затем «она» сказала, что, по ее сведениям, у меня нет медицинской страховки, и пообещала, что помощь окажут немедленно, стоит мне только набрать цифру «один», но я должна быть готова некоторое время подождать, потому что звонков у них очень много. По сути дела, она заявила мне, что какой-то робот желает изменить мою жизнь, но для этого мне придется набраться терпения.

Нет нужды говорить, что никакую цифру «один» я не набрала. Я не сделала бы этого, даже если бы у меня действительно не было медицинской страховки. Даже если бы нуждалась в том, что предлагалось, я не хочу получать это таким способом, потому что ничуть не уважаю робота в своем автоответчике. В сущности, если так уж разобраться, роботы оставляют сообщения для себе подобных. Когда речь идет о покупке медицинской страховки и вообще о делах любого рода, мы хотим иметь возможность поговорить с человеком, с кем-то, кто знает нас по имени, или как минимум с тем, у кого есть собственное.

Имена важны. Есть причина, по которой мы называем младенцев, когда они рождаются. Даже не считая древней и духовной истории, стоящей за традицией именования, эта причина заключается попросту в том, что у нас должен быть способ идентифицировать себя. Когда называют ваше имя, вы поворачиваете голову. Когда упоминают ваше имя, это дает людям ощутить ваше присутствие рядом, даже если на самом деле вас нет.

Мы с мужем дали имя своей первой дочери до того, как узнали, что у нас будут близнецы. Я выбрала его много месяцев назад, когда еще не была беременна и даже не думала об этом. Оно нежное, благородное и чудесное. Но в тот день, когда мы узнали, что я ношу двух девочек, давление, оказанное необходимостью выбрать второе имя, легло на меня тяжким грузом. Мне была нестерпима мысль о том, что мои дочери живут внутри меня, прикасаясь ручками и ножками ко мне и друг к другу, и при этом у одной есть имя, а у другой нет. Мы вышли из больницы, и в моей опухшей руке были зажаты глянцевые черно-белые снимки УЗИ. Я и Джон нашли второе имя, стоя на светофоре на Грин-Вэлли-роуд, и сразу же поняли, что оно – то, что надо. Теперь обе наши дочери получали любовь и имели два прекрасных имени: Ава Грейс и Анна Эстель.

Дать имена нашим девочкам до того, как мы их увидели, было серьезным шагом. Пусть им предстояло явиться в этот суетливый мир ни с чем, но имена стали доказательством того, что они ему не чужие. Иисус успокоил Марфу, дважды произнеся ее имя. Он переименовал Симона, назвав его Петром, что означает «камень». Он присовокупил к имени Аврама второе «а», буквально вставив в него «Яхве», звук Бога, и создав имя Авраам. А после воскресения Иисуса Мария Магдалина приняла Его за садовника, пока Он не произнес вслух свое имя. Его внимание обращено не на политику, стратегию или программирование, а на людей и их имена.

Они что-то значат, несут вес, значение и близость. Имя человека дает другим знание чего-то о нем. Мир – не безымянная, безликая зелено-голубая масса суши и воды. Он состоит из людей, богат историей, полон интриг, жаждет страсти, любви и приключений. Познание человека начинается с его имени. В своей книге «Ходить по воде» (Walking on Water) Мадлен Л’Энгл пишет, что «имена – часть нашей целостности. Наречение имени – акт близости, такой же мощный, как любой акт любви» (2).

Если именование способно сделать все это – крестить нас в жизнь и дать дорогу новому росту, – значит, верно и обратное? Можно ли, позволив вещам оставаться безымянными и непризнанными, ограничить жизнь, загнать ее в угол? Именование – мощная штука, когда речь идет о людях, но ее мощь не меньше и для других вещей.

Может быть, причина, по которой какое-то конкретное решение кажется вам трудным, заключается в том, что внутри вас прячутся вещи, остающиеся неназванными, – те, которые вы либо не признали, либо предпочли игнорировать. Иногда отказ от решения становится результатом слишком напряженного расписания или хронической неуверенности. А иногда причина в том, что внутри нас остается что-то неназванное, и у нас просто не хватает информации или знания о себе, чтобы двинуться вперед.

Без имени нет конкретики. А страх любит неопределенность. У нас есть враг, который обожает туманить наше сознание обобщениями и смутным чувством тревожности. Неудивительно, что мы не можем принять решение! Давайте начнем создавать пространство для именования – и, в свою очередь, для более мягко информированного процесса принятия решений.

* * *

26 июля 2014 года медик-миссионер Нэнси Райтбол стала одной из первых американцев в Западной Африке, у которой был обнаружен вирус лихорадки Эбола. Я следила за ее историей в новостях и несколько месяцев спустя, когда она поправилась, обратила внимание на сообщение, что Нэнси и ее муж готовятся выступить с заявлением для прессы.

Я читала, что поначалу Нэнси не знала, что заразилась вирусом Эбола; она думала, что это «просто малярия». (Полагаю, когда приходится выбирать между Эболой и малярией, имеет смысл ставить перед словом «малярия» слово «просто».) Когда выяснилось, что это на самом деле, женщину пришлось не выпускать из дома, в котором она жила, и объявить карантин. Она была благодарна за то, что в ее комнате было окно и ее муж мог стоять по другую сторону стекла и разговаривать с ней.