Тысячеликий герой - Джозеф Кэмпбелл Страница 58

Мир божественный и мир человеческий противоположны друг другу, и их можно изобразить как нечто противоположное – как жизнь и смерть или как день и ночь. Герой решается отправиться из привычного нам мира во тьму; там он или добивается успеха, или же будет потерян для нас, попадает в заточение или подвергается опасности, и в этом случае его возвращение описывается как побег из этого иного мира. Тем не менее – и в этом заключается разгадка мифа и символа – на самом деле нет двух этих миров, а есть один. Царство богов – это забытое измерение нашего мира. Весь смысл приключений героя заключается в том, чтобы это измерение обнаружить. Ценности и различия, которым мы придавали значение в обыденной жизни, исчезают, когда ужасным образом собственное «я» сливается с тем, что раньше для него было абсолютно чуждо. Как и в сказаниях о великаншах-людоедках, страх потерять собственную индивидуальность ложится тяжким бременем на неподготовленные души, когда они переживают трансцендентный опыт. Но героическая душа смело вступает в это измерение – и обнаруживает там ведьм, ставших богинями, и драконов, превратившихся в сторожевых псов богов.

Но всегда обыденное бодрствующее сознание ощущает тревожащее душу несоответствие между мудростью, добытой в этом новом измерении, de profundis (из глубин. – Примеч. пер.), и привычным благоразумием, эффективным в обыденном мире. Поэтому происходит привычный разрыв между непривычными и новыми добродетелями и теми, которыми живет деградировавшее человечество. Мученическая смерть – удел святых. А у обывателей свои правила жизни, они не растут сами по себе, как полевые лилии; и Петр продолжает обнажать свой меч, как в Гефсиманском саду, чтобы встать на защиту творца и спасителя мира. ^[327] Добытые в трансцендентном мире благословенные дары вскоре подвергаются рационализации и распадаются на части, и вот уже нужен новый герой, которому пора вновь обновлять мир.

Но как же вновь научить тому, чему уже верно учили, но что было неверно понято тысячи раз на протяжении тысячелетий благоразумного недомыслия человечества? В этом и заключается последний труднейший подвиг героя. Как перевести на язык обыденного мира света не поддающиеся переводу на человеческий язык откровения тьмы? Как представить на двухмерной поверхности трехмерную форму или в трехмерном образе – многомерный смысл? Как перевести на язык «да» и «нет» истины, которые разлетаются, как осколки, и становятся бессмысленными при каждой попытке определить их через пары противоположностей? Как передать людям, привыкшим полагаться исключительно на свои чувства, послание пустоты, из которой родится все живое?

Многочисленные неудачи доказывают, как трудно перешагнуть этот жизнеутверждающий порог. Первая проблема возвращающегося героя состоит в том, чтобы, пережив спасительные для души видения, по завершении своего пути принять как данность все обыденные радости и печали, все банальности и вопиющие непристойности жизни. Зачем же возвращаться в такой мир? Зачем пытаться сделать правдоподобным или даже интересным знакомство с трансцендентным блаженством для мужчин и женщин, погруженных в собственные страсти? Подобно тому, как сновидения, исполненные глубокого смысла ночью, при свете дня могут казаться пустыми и никчемными, так и поэт, и пророк могут показаться недоумками с точки зрения здравого смысла. Проще всего уступить мир людей дьяволу, а самому удалиться в божественную пещеру, закрыть дверь и запереть ее на засов. Но если какой-либо духовный акушер тем временем перекрыл путь отступления (натянув перед входом нить-сименаву), то придется воплотить вечность во времени и осознать ее в новом качестве.

История о Рип ван Винкле – это пример подобной незавидной участи возвращающегося героя. Рип отправился в таинственную страну неосознанно, как и все мы каждую ночь, когда отходим ко сну. В глубоком сне, утверждают индусы, самость нерушима и блаженна; и поэтому глубокий сон называется состоянием познания. ^[328] Но, хотя эти ежевечерние погружения во тьму, как в источник, освежают и укрепляют нас, они не меняют саму нашу жизнь; подобно Рипу, мы возвращаемся, не имея ничего в подтверждение наших переживаний, кроме отросшей бороды.