Откуда приходят герои любимых книг - Юлия Андреева Страница 55

Что же касается образа черта, свое исследование этого вопроса провел Р.Л. Бэлнеп. Он считал, что черт заимствован Достоевским из романа «Лихо» Д.В. Аверкиева (1836–1905), приятеля Федора Михайловича, где так описано появление темной силы:

«Иван чувствовал, что нездоров, но из какой-то боязни вполне ясно сказать себе, что болен, отвернувшись от света, старался уснуть. Сон его был тяжел и прерывист; он беспрестанно просыпался, беспокойно метался на постели и опять засыпал на минутку.

Проснувшись в который-то раз, Иван подумал, что больше не заснет. Он хотел встать. Голова была как свинцовая; в руках и ногах какая-то тупая боль. Через силу присел он на постели, упершись спиной в угол комнаты. Он сидел то безо всякой мысли, то в голове у него просыпалось смутное и затуманенное сознание, что ему плохо. Посидит, скажет: „А ведь плохо мне“, и опять бессмысленно уставится глазами в противоположный угол чулана. Вдруг ему показалось, будто там кто-то шевелится. Он — вглядываться. И точно, что-то, словно через силу, выползая из щели угла, неловко закопошилось и стало расти. То было какое-то подобие человека…» ^[64].

А вот о том же Достоевский: «[Иван] сидел на диване и чувствовал головокружение. Он чувствовал, что болен и бессилен. Стал было засыпать, но в беспокойстве встал и прошелся по комнате, чтобы прогнать сон. Минутами мерещилось ему, что как будто он бредит. Но не болезнь занимала его всего более; усевшись опять, он начал изредка оглядываться кругом, как будто что-то высматривая. Так было несколько раз. Наконец взгляд его пристально направился в одну точку. <…> Он долго сидел на своем месте, крепко подперев обеими руками голову и все-таки кося глазами на прежнюю точку, на стоявший у противоположной стены диван. Его, видимо, что-то там раздражало, какой-то предмет, беспокоило, мучило.

Он знал, что нездоров, но ему с отвращением не хотелось быть больным в это время… <…> Итак, он сидел теперь, почти сознавая сам, что в бреду <…> и приглядывался к какому-то предмету у противоположной стены на диване. Там вдруг оказался сидящим некто…».

То есть оба автора описывают болезненное состояние, в котором Иван Аверкиева увидел нечто, что вскоре пропало, а Иван Достоевского получил видение, которое никуда не делось.

Прототип Ракитина — журналист и публицист Григорий Захарович Елисеев (25 января (6 февраля) 1821, село Спасское, Томская губерния — 18 (30) января 1891, Санкт-Петербург), которого Федор Михайлович прекрасно знал по журналу «Современник».

Григорий Захарович родился в семье сельского священника и какое-то время готовился принять сан. Во всяком случае, он окончил духовное училище, затем Тобольскую духовную семинарию, после Московскую духовную академию, по окончании которой стал бакалавром, а позже профессором Казанской духовной академии.

Впрочем, тут как раз и выяснилось, что никакой постриг он не примет, а лучше приложит полученные знания на благо истории и литературы. Так и вышло. Начал с того, что опубликовал несколько работ по истории распространения христианства в Казанском крае. Потом познакомился с работами Герцена и Белинского, под воздействием которых покинул Духовную академию и стал искать применения себе в светской службе.

Занимал пост окружного начальника, был советником губернского правления в городе Тобольске. Но затем в 1858 г. оставил службу и переехал в Санкт-Петербург, где сразу же влился в литературную среду. Занимался журналистикой и публицистикой. После успешного дебюта в журнале «Современник» статьей «О Сибири» (1858, № 12) сблизился с Н.Г. Чернышевским, и тот пригласил его занять место одного из редакторов.

В 1859–1863 гг. Григорий Захарович — постоянный сотрудник и член редакции сатирического журнала «Искра», редактировал газеты «Век» (1862) и «Очерки» (1863). Позже, уже при Некрасове в 1868–1881 гг., — один из редакторов «Отечественных записок», возглавлял в журнале отдел публицистики. Завещал свое немалое состояние — свыше 50 000 рублей — Литературному фонду.