Яды: полная история: от мышьяка до «Новичка» - Кирилл Привалов Страница 54

Фентанил и некоторые его производные (карфентанил, ремифентанил, суфентанил) входят как наркотические средства в Список II Перечня наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров, подлежащих контролю в Российской Федерации. Ряд его производных внесен в Список I наркотических средств, оборот которых в Российской Федерации запрещён.

Лекарство это или яд? Скорее – второе. Тем более что хроника отравлений опиатами практически безгранична. Смертельная же статистика их поистине зашкаливает за грань здравого смысла. Достаточно вспомнить об английском докторе Гарольде Шипмане, на совести которого (если она у него, конечно, имелась) было – только неопровержимо доказанных – почти триста убийств инъекциями морфия и его производными.

Об этом самом обычном, вполне банальном и заурядном, «семейном докторе» из провинциальной Британии можно было бы легко снять голливудский фильм ужасов. Терапевт Гарольд Шипман, практиковавший четверть века как любимый всеми врач, на самом деле был серийным киллером-наркоманом. И «дурью» его, переболевшего в молодые годы пристрастием к опиатам, было насилие. Мистер Шипман и месяца не мог прожить, не отравив насмерть нового человека. Жертвами его чаще всего становились старые, одинокие женщины. В молодости вводивший себе до 500 миллиграммов петидина ^[37], он делал пациенткам укол диаморфина – и тишина!.. Обычно Гарольд Шипман выбирал своей жертвой адептов англиканского ритуала, не имевшего ничего против кремации как способа захоронения. Тело скончавшейся от «естественных причин» дамы преклонного возраста сжигалось – и все улики уходили в дым… Правда, несколько раз врач-убийца обмишурился: не удосужился узнать, что дети нескольких клиенток, убитых им, были ревностными католиками. Они потребовали, чтобы тела их матерей предали земле. Эти-то покойницы и стали после вскрытия могил и эксгумации трупов вещественным доказательством отравлений, поставленных эскулапом на поток.

Суд над доктором Шипманом открылся 5 октября 1999 года. Процесс, в ходе которого выслушали 120 свидетелей, длился шесть недель. Поначалу врач-убийца пытался доказать, что он давал яд своим жертвам по их же собственной просьбе: дескать, все они ранее стали наркоманками и слезно просили у него, доброго сердцем, увеличения «дозы». Ложь! Эсперты изучили волосы и ногти сохранившихся от окончательного разложения тел и заявили, что все пострадавшие от рук доктора Шипмана люди были далеки от наркопристрастия. У того, кто «подсел» на морфий, в одном миллиграмме волос содержится около двух нанограммов – 0,002 микрограмма – этого вещества, а в волосах жертв серийного киллера и следа не нашлось от яда.

Врач-убийца отправлял больных в царство теней не ради денег, не ради присвоения их богатств – как, скажем, в сороковых-пятидесятых годах другой британский морфиевый убийца доктор Джон Бодкин Адамс, специализировавшийся на оформлении на свое имя завещаний состоятельных вдовушек. Нет, доктор Шипман убивал старух из-за пристрастия к чистому «искусству» – искусству умерщвления. Ему нравилось доводить себя с шприцем в руке до состояния наркотического возбуждения, нравилось чувствовать себя Богом, решающим, кому продолжать жить, а кому нет… Непонятно только, как такая повышенная, учащенная смертность его подопечных долгое время не вызывала подозрения ни у медиков-коллег, ни у полиции, ни у аптекарей, у которых маньяк покупал не оправданное разумными мерками количество опиатов. Наверное, за ответом далеко ходить не надо. «Дом англичанина – его крепость» – гласит британская пословица. Этим сказано все.

31 января года Миллениума присяжные, оглушенные жестокостью деяний маньяка и просовещавшиеся на протяжении шести дней, признали виновность Гарольда Шипмана по всем пунктам обвинения. Судья приговорил врача-убийцу (так и вспоминается наш доморощенный историк-расчленитель) к пятнадцати последовательным пожизненным срокам заключения. Маньяк не стал дожидаться окончания отбывания хотя бы первого тюремного срока: 13 января 2004 года врач-убийца повесился в своей камере-одиночке, скрутив из разорванной на ленты простыни веревку и прикрепив ее к прутьям решетки на окне. Он оказался существом (вряд ли его можно назвать «человеком») предусмотрительным. Загодя составил завещание, где в графе о способе распоряжения собственными останками написал: «Кремация».

…Аты-баты, опиаты! Век за веком они шли по свету, завоевывая все новые страны. Как известно, умные мысли приходят политикам сравнительно часто, но реализуются чрезвычайно редко. В 1868 году в Англии было запрещено принимать опиум без назначения врача. (Борьба с потреблением крепких спиртных напитков началась на берегах туманного Альбиона гораздо раньше: парламентский «Закон о джине» был принят в 1751 году.) Впрочем, опиаты все равно оставались в открытой продаже. Только в восьмидесятых годах XIX столетия международная общественность добилась признания наркотических веществ ядами, а злоупотребление ими – болезнью. Пошли поиски антидотов опиума и его производных. Лечить морфинизм предложили… кокаином! За это ратовал, в частности, Зигмунд Фрейд, известный поклонник кокаина.

Сегодня это может показаться удивительным и странным, но в начале XX века те либералы, которые писали о наркомании как о социальной проблеме, порожденной капитализмом, видели в качестве ее основных жертв представителей образованного класса: врачей, художников, артистов, антрепренеров… Богему, которая и в самом деле была главным потребителем опиума и иже с ним. Государство же расценивало опасность наркомании как малозначительную, гораздо более опасным обществу казался алкоголизм. Скажем, в Великобритании это отношение к ядам отразил закон 1908 года. По нему, аптекарю достаточно было лишь записать имя и адрес покупателя наркотика без процедуры проверки сообщенных сведений.

То же самое наблюдалось и в России. Правящие круги империи благодушно смотрели на рост наркомании: ведь это практически не затрагивало широкие народные массы, крестьяне традиционно выращивали мак и коноплю, но вовсе не прибегали к ним как к источникам «дури». Однако свежий ветер нового века приносил в Европу иные общественные настроения. Это ощутили и в Китае, на другом конце света. В 1905 году Цинская империя приняла программу постепенного запрета опиума. И куда покатилось эхо этих устрожений? Конечно, в соседнюю Россию. Работящие китайцы перенесли свой ядовитый промысел на русский Дальний Восток. Брали в аренду плодородную землю у казаков, прекративших крестьянствовать и ставших рантье, выращивали мак, производили опиум и возвращались с ним на «историческую родину». Причем часть урожая отравы при этом круговороте опиатов оседала в Приморском крае и благополучно поступала в дальнейшем в другие уголки России.

Все основные дальневосточные города стали наркозависимыми, опиекурение и производство опиума стали бедствием региона. Донесение об этом Приамурского генерал-губернаторства поступило в 1910 году премьер-министру Петру Столыпину, возглавлявшему также Комитет по заселению Дальнего Востока. Проблема опиекурения требовала скорейшего решения. Энергичный политик дал чиновникам указание готовить необходимые предложения по щекотливому вопросу, но все прервалось: 5 сентября 1911 год Столыпин был застрелен в Киеве террористом Дмитрием Богровым, как выяснилось через много лет после преступления, не без поддержки Охранного отделения. Только с началом Германской войны император издал 20 июня 1915 года указ «О мерах борьбы с опиекурением». Посевы мака на Дальнем Востоке запрещались, под угрозой штрафов прекращался ввоз из-за рубежа опиатов и курительных трубок. Однако стране, погрязшей в войне, уже было не до борьбы с «дурью». Опиум в России как массовый наркотик победила политикой жестоких репрессий только советская власть.