Путь лапши. От Китая до Италии - Джен Лин-Лью Страница 50

Все приступили к работе. В юрте невестка Михаила месила тесто для хлеба, стоя на коленях перед большой кучей теста и вбивая в нее костяшки пальцев. Еще одна родственница раскатывала тесто на листы овальной формы, после чего по краям наносила подобие пунктирной линии небольшой пикой. Хлеб ставили в еще одну печь, по форме напоминающую пчелиные соты, и выпекали, пока не появлялась хрустящая корочка. После того как он остывал, каждый лист разламывали на мелкие кусочки. Это дело раздражало моего мужа, потому что было монотонным.

– Да, это заняло много времени, – сказал он потом. – Почему мы просто не макаем хлеб в суп?

Но если бы хлеб так не измельчали, то я не вспомнила бы суп с хлебом и бараниной, который ела раньше на Шелковом пути, в Сиане. Хлеб, как рассказывал мне китайский писатель, пишущий о кулинарии, появился где-то в Персии или поблизости. Связь казалась сверхъестественной. Но здесь добавлялся еще один шаг. Михаил разложил хлебные крошки на листе полиэтиленовой пленки, посыпал их мелко нарезанным репчатым луком, а потом накрыл полиэтиленом. Хлеб с луком соединяли таким образом, чтобы хлеб пропитался луковым соком и запахом.

Тем временем отец Михаила приготовил бульон – огромный казан поставили на огонь во дворе, чтобы прокипятить мясо с ребрышек и разные обрезки. В медленно кипящий бульон он добавил помидоры, которые предварительно пропустили через измельчитель. Мясо варили до готовности, после этого нарезали на куски вручную и раскладывали по емкостям для еды вместе с хлебом и луком и заливали крепким бульоном. На меня произвела впечатление всеобщая работа – предстоящее пиршество вдохновило всех. Помогала вся семья, и для разнообразия в приготовлении пищи в равной степени участвовали и мужчины.

Пока продолжалась подготовка, я отправилась на кухню, где находилась жена Михаила Семса и готовила… плов. Хотя я упоминала, что уже съела большое количество рисового пилава, и неоднократно, наш хозяин заявил мне, что неправильно не подать это блюдо, когда требуется показать высшую степень своего гостеприимства. Семса помешивала рис, а ее огромный живот чуть не касался плиты. Я поговорила с ней с помощью соседки, которая пришла на пиршество. Я узнала, что Семса, как и многие туркменские женщины, была неработающей мамой. На самом деле она никогда не работала. Хотя ее муж учился в колледже за границей и получил в Америке степень, она получила только среднее образование и никогда не выезжала за пределы Туркменистана.

Пока она готовила, я обратила внимание на странную привычку. Она довольно часто оглядывалась вокруг с наигранной скромностью, а потом прикрывала рот одним из концов головного платка, которые свисали ей на плечи. Она какое-то время держала платок у рта и почти робко его покусывала. Увидев удивление на моем лице, она попыталась объяснить свои действия, показывая куда-то за пределы кухни и на головной платок. И как раз в эту минуту вошли Михаил и Крэйг.

– Это знак уважения, – пояснил Михаил.

– Уважения? – переспросила я.

Он пояснил, что туркменские женщины обычно прикрывают рот, когда находятся в присутствии мужчины, не являющегося ее мужем и кровным родственником.

Это казалось слишком странным, чтобы быть правдой. Но на самом деле каждый раз, когда мимо кухни проходил какой-то мужчина, Семса и все другие женщины, оказавшиеся поблизости, засовывали кончик головного платка в рот.

Наш хозяин добавил, что женщинам также не разрешается разговаривать с этими мужчинами.

– Погоди! – Крэйг повернулся к Михаилу. – А если ей нужно сказать что-то важное?

– Ну, на самом деле совсем недавно мой отец, например, спрашивал у нее, где лежат помидоры, – ответил Михаил. Я вспомнила: она ответила, показав пальцем. Как пояснил Михаил, она могла ответить жестами или велеть кому-то из своих детей передать то, что нужно. Естественно, это было практичное решение, потому что ее дети далеко от нее не отходили.

– А если пожар? Или какое-то срочное дело, не допускающее отлагательств? – настаивал Крэйг.

– Если что-то на самом деле важное типа пожара, то она может сказать об этом шепотом. Вот так, – пояснил он, понижая голос до едва слышимого.

Мы с Крэйгом замолчали и какое-то время сохраняли молчание, как жена Михаила.

– Это знак уважения к старшим, к мужчинам, – повторил Михаил, похоже, он не видел, что мы с каждой минутой испытываем все большее и большее недоумение. – Знаете, женщинам нужно учиться молчать… – Он резко замолчал сам и усмехнулся. Я смогла только выдавить из себя притворный смешок, пытаясь найти подходящий для почетной гостьи ответ. Я решила задать еще несколько вопросов. Он признал, что в Америке дела обстоят по-другому, в чем он успел убедиться, пока там жил. Но он с этим быстро смирился. Там – Америка, а здесь – Туркменистан. Да, было правдой, что его жена не имеет права голоса по многим вопросам. Но в обмен за ее молчание он заботится о ней и семье. – Вы не можете на самом деле вести современный образ жизни и быть мужчиной, – пояснил он.

Так что, естественно, он выбрал быть мужчиной.

Михаил проводил нас в юрту, где с большой помпезностью открыл красивую бутылку красного вина с Кавказа. Его семья подняла тост в нашу честь. Трапеза началась с салата из огурцов и помидоров с мятой, а также кусочками сочной дыни, от которого потекли слюнки. Дограма получилась сытной и восхитительной, а плов Семсы был лучше, пожалуй, из всего того, что мы ели раньше, потому что был из свежей баранины с добавлением абрикосов. Михаил с интересом говорил о мировой политике. И семья еще раз подняла тост в нашу честь. Но тем не менее еда оказалась трудно перевариваемой – не только из-за дикого обычая, о котором мы только что узнали, но и потому, что женщины сидели отдельно, вне юрты, на холоде, в то время как мы с Крэйгом ели вместе с мужчинами. Очевидно, что мой статус иностранки делал меня почетным мужчиной.

Из всего, что мы видели в Туркменистане, самым отталкивающим оказался Михаил: он был таким понятным, таким добрым, таким западным, но только до тех пор, пока мы не увидели его дома, в царстве несправедливого диктаторства, с его молчаливой женой.

В Центральной Азии мне доводилось встречать женщин, которые плакали и были несчастны на собственных свадьбах, подвергнувшихся насилию невест, а теперь я увидела еще и безмолвную жену. Если это значит быть женщиной в Центральной Азии, то чего ждать в Иране, границу с которым мы собирались пересечь на следующий день?