Как обычному человеку со средней зарплатой успеть в течение жизни стать миллионером - Ираклий Патарая (младший) Страница 5

Мой отец – очень добродушный и отзывчивый человек. В течение года он навещал нас, своих детей, несколько раз. В основном приходил на мои дни рождения и дни рождения моей сестры. Это были праздники для нас. Мы знали, что в любом случае нас отвезут в ресторан.

Однажды на моем дне рождения отец отвез нас в ресторан гостиницы «Абхазия». Он желал провести время исключительно со своими детьми. Но вдруг появился один его друг, потом другой, потом третий и собрались человек тридцать, соединили столы и началось настоящее грузинское застолье. Представьте, ни одной женщины, все мужчины и только я и моя сестра – маленькие дети. Это был исключительный стол потому, что все, осознавая наше присутствие, соблюдали приличие и не матерились, как это свойственно мужской компании. Если у кого-нибудь ненарочно вырывалась ругательство, все сразу делали замечание: «Осторожно, выбирай выражение, здесь же дети!» и тот сразу же смиренно контролировал свой лексикон. Моему отцу даже не позволили заплатить официантке, и он этим был оскорбленн (перед нами, конечно). Поэтому поздно ночью он отвез нас в другой ресторан (мы уже не могли ни есть, ни пить, но дело было «в принципе»), и мы там продолжили семейный ужин.

Позже, повзрослев, я часто применял советы моего отца в разных ситуациях и всегда в очередной раз утверждался в его мудрости.

То, что наш фамильный дом в деревне не обветшал и не разрушился под воздействием времени, – заслуга моего отца. В 1993 году умерли мои дедушка и бабушка, которые жили в деревне. В нашей деревне много брошенных домов, дворы заросли двухметровой травой, заборы покосились, крыша свалилась из-за того, что стропы сгнили под дождем и не выдержали тяжесть снегов в зимнюю пору. Хозяева домов давно умерли, а сыновья уехали жить в другие места (в Тбилиси или за границу). И мой отец не собирался жить в деревне, он и не хотел, чтобы фамильный дом сгнил и разрушился. Он рассуждал следующим образом: «Несмотря на то, что я не собираюсь жить в деревне, и мой сын пока не сможет жить в деревне, может, со временем что-то изменится и мой сын свои преклонные годы решит провести в деревне, а может, внук соберется там жить, или правнук… Я сохраню в целостности дом. И так исполню свой отцовский долг перед потомками». Война в Абхазии только что закончилась, и беженцев было много. Отец нашел одну семью беженцев и договорился с ними: «Живите в сельском доме (только что выстроенный трехэтажный дом), возделывайте землю, и все, что создадите своим трудом, пусть будет вашим. Мне нужно только, чтобы двор был ухожен и в доме кто-то проживал. Не нужно от вас никакой арендной платы».

Мой второй дедушка, Ираклий Патарая, был весьма колоритной личностью. Он вырос без отца. Очень любил читать. Дедушка расказывал мне, что в соседнем селе у кого-то была богатая библиотека, и он, будучи совсем мальчишкой, проходил пешком 16 км в оба конца для того, чтобы одолжить книгу. Хозяин библиотеки сказал ему: «Когда хочешь, приходи и бери книгу, какую пожелаешь. Когда прочтешь, возврати книгу, и сможешь забрать другую». Дедушка говорил мне: «Я читал на обратном пути и пока доходил до дома, почти полкниги уже было прочтено». Между прочим, у меня нет машины (как я заметил выше), и я хожу пешком. А читаю я как раз в это время, т. к. в другое время занят делами. Однажды знакомый фотограф из-за угла скрыто снял, как я иду по центральному бульвару Тбилиси и читаю книгу. Получилось очень естественное и хорошее фото. Один знакомый мне сказал, что грузинский парламентарий, который в одно время работал директором Национальной библиотеки Грузии, Мераб Бердзенишвили, раньше тоже читал, как я, идя пешком. Когда стал парламентарием, он, наверное, стеснялся читать на улице. Мой дед Ираклий очень любил читать и хотел поступить в ВУЗ, но его воспитывали мать и бабушка, и не было материальных возможностей содержать его в Тбилиси, но он нашел выход, поступил в Военную Академию и дослужился до подполковника. Участвовал в войне с Японией и имел много наград за разные военные заслуги. Выйдя на пенсию, поселился в фамильном доме в деревне. Его главной заботой было ухаживание за виноградом, и каждый год он готовил отменные вина. Он был пожизненным тамадой. Я не видел, чтобы он был рядовым членом застолья, всегда был тамадой, и любил рассказывать всякие веселые истории (а какой тамада из скучного человека, тамада должен развлекать гостей).

Однажды я спросил деда:

– А Патарая бывали известными людьми?

– У нас есть режисер Гурам Патарая. Несколько его комедийных фильмов являются классикой грузинского кинематографа, их показывали по телевидению каждый год (как, допустим, «С легким паром» или «Джентльмены удачи») в течение десятилетий. Есть еще профессор философии Генри Патарая…

– А коммерсанты были у нас в роду? – поинтересовался я.

– Коммерсантов и жуликов с фамилией Патарая не было, – ответил дедушка.

При Советском Союзе дельцов и коммерсантов не слишком жаловали и считали мошенниками.

В какой-то период дедушка жил в Тбилиси. Там у нас было две квартиры. Случилось так, что понадобились деньги, и он додумался продать свой дом в деревне. Повесил на калитке картонную табличку с надписью: «Продается дом с участком». Приехал однажды из Тбилиси и видит, что его табличка валяется во дворе. «Наверное, был ветер, и табличку сдуло во двор», – подумал дед. Но при этом удивился, потому что у нас в деревне не бывало таких сильных ветров. Взял табличку и закрепил обратно. Когда он приехал в деревню в следующий раз, табличка оказалась опять во дворе. Когда мой дед собирался заклеплять «объявление» в очередной раз, вышел его сосед, живший рядом.

– Здравствуй, Ираклий, как поживаешь? Как идут дела? – поинтересовался сосед.

– Да так, неважно. Вот понадобились деньги и собираюсь продать этот участок вместе с домом, – грустно ответил мой дед.

– Знаешь, что скажу тебе, Ираклий. Не продавай этот дом. Деньги от продажи ты потратишь за считанные дни и твои проблемы от этого не решатся. Если сам не хочешь здесь жить, оставь его хотя бы для сына. Если и сын не захочет здесь обосноваться, может, его сын пожелает здесь жить и возродить фамильные угодья. Что по мне, так я пекусь и о себе. Откуда мне известно, какой человек купит этот дом? Вряд ли он будет такой хороший человек и сосед, как ты. Так что подумай над тем, что я тебе советую.

Дедушке стало совестно от слов соседа, и он выбросил табличку о продаже. Так и сохранился фамильный дом с участком для следующих поколений.

Пару слов хочу сказать и про мою бабушку, мать моего отца, Феню. Когда моего деда Ираклия отправили служить на Дальний Восток (в Сибирь), Феня была беременна моим отцом. Она собрала денег от своих родственников для покупки деревянного домика (раньше, продав дом из деревянных досок, его разбирали и перемещали на участок покупателя. Там его заново собирали в соответствии с пронумерованными досками, как конструктор «Лего»), потому что старый дом совсем покосился и не годился для проживания. В том деревяном доме и прожили последующие полвека с хвостиком мои дедушка и бабушка, пока дом не сгорел в 1992 году. Я не встречал ни одного такого трудоголика, как моя бабушка Феня. Вставала она в 5:00 утра и ложилась поздно ночью. Когда я, городской избалованный парнишка, впервые приехал в деревню, она дала мне список дел до вечера. Я чуть в обморок не упал… Я только и думал, как отвертеться от «обязательных дел», но моя бабушка зорко следила за моим «графиком», чтобы не дать мне отлынивать. Если я начинал упираться, в ход шли угрозы: «Не пущу купаться на речку вместе с детьми, пока не скосишь два мешка травы для коровы», или «Не будет никакого похода в сельский клуб вечером со сверстниками, если не возделаешь огород от сих до сих. Если я чего-то достиг в жизни, то по большей части это заслуга бабушки. Она приучила меня к труду и показала, насколько важно трудиться не покладая рук для достижения своих жизненных целей. Труд нельзя заменить ничем другим, если человек хочет чего-то добиться в жизни. И за это я ей буду благодарен до конца своих дней. Но был еще один неприятный побочный эффект. На обед бабушка мне клала на тарелку тройную порцию обычного взрослого человека. Мой твердый аргумент: «Не могу съесть» почему-то не принимался. Арсенал угроз: «Если ты не доешь свою тарелку…» возымел должный эффект, и я, еле дыша, уплетал содержимое тарелки. Однажды мой дядя проходил мимо и заметил: «Бедному ребенку так угрожают, что он готов съесть и навоз».