Людской зверинец - Десмонд Моррис Страница 49

Эта идея широко используется в «зверинце» людском, но в обычном, среди животных, встречается довольно редко. Студенты, изучающие поведение животных, разработали несколько супернормальных стимулов для подопытных животных, но наличие данного феномена ограничивается лишь несколькими примерами, один из которых я и собираюсь описать подробно.

Это результат моего собственного исследования. Некоторое время в большом птичнике на крыше здания кафедры я держал несколько птиц различных видов. В какой-то момент их покой был нарушен ночными визитами хищной совы, пытавшейся нападать через прутья птичника. Чтобы разобраться в этой проблеме, мне пришлось провести несколько ночных дежурств. Пока я был там, сова так и не появилась, и, по правде сказать, о ней больше никто не слышал, но, несмотря на неудачу, я всё же заметил нечто странное — мне бросилось в глаза очень необычное поведение самих обитателей птичника.

Среди живших там птиц были голуби и что-то вроде маленьких ткачиков: так называемые, серые рисовки. Эти ткачики, как правило, сидят на жёрдочке вместе, плотно прижавшись друг к другу. К своему удивлению, я заметил, что ткачики в птичнике друг-друга игнорировали, отдавая предпочтение в качестве соседей по жёрдочке голубям. Рядом с каждым голубем, плотно прижавшись к его толстому телу, сидел крошечный ткачик. Довольные маленькие птички уютно устроились на ночлег, а голуби, хотя поначалу и удивлённые появлением столь странных соседей, были слишком сонными для того, чтобы по этому поводу что-то предпринимать, и, в конце концов, так и заснули, устроившись поудобнее. Я был в полном замешательстве и не знал, как такую странную манеру поведения объяснить. Эти два вида не росли вместе, а значит, о лжеимпринтинге не могло быть и речи, да и ткачики не были выведены в неволе. По всем правилам они должны были устроиться рядом со своими сородичами. Но была и другая проблема: почему из всех видов птиц в качестве партнёров по сну они выбрали именно голубей?

В последующие ночи своего дежурства у птичника мне удалось понаблюдать за поведением, ещё более странным. Прежде чем заснуть, крошечные ткачики часто чистили клювом перья голубей — опять же действие, которое при нормальных обстоятельствах они совершали бы только с особями своего вида. Ещё более странным оказалось то, что они начали играть в чехарду, перепрыгивая через спины своих огромных соседей. Ткачик запрыгивал на спину голубя, затем спрыгивал с неё на другую сторону, опять запрыгивал обратно, и так далее. Но больше всего я был удивлён, когда увидел, как одна из маленьких птичек забралась под голубя и пролезла между его лап. Сонный голубь приподнялся и уставился на что-то, копошащееся под его круглой грудью. Как только, удобно устроившись, ткачик успокоился, голубь опустился на него. Так они и сидели, голубь и ткачик с розовым клювом, торчащим из-под груди голубя.

Такие необычные взаимоотношения нуждались в объяснении. В поведении голубей ничего странного не было (может быть, за исключением того, что они проявляли необычайную терпимость), а вот поведение ткачиков требовало изучения более тщательного. Я обнаружил, что у них был особый сигнал, сообщающий другим членам вида о том, что они готовы ко сну. Во время бодрствования они держались друг от друга на расстоянии, но когда приходило время собираться на ночлег, один ткачик (по-видимому, тот, которому больше всего хотелось спать) взъерошивал перья и как бы приседал, прижимался к жёрдочке. Это было сигналом для других сородичей, означающим, что они могут к нему присоединиться и не получат отпора. Второй ткачик подлетал и, взъерошив перья, садился на жёрдочку возле первого, за ним — третий, четвёртый и так далее до тех пор, пока все птицы не оказывались друг с другом рядом на одной жёрдочке. Те, кто прилетал позже, обычно прыгали на одной лапке позади этого ряда и протискивались в середину, занимая более тёплое и удобное местечко. Такое поведение птиц дало мне возможность разрешить мои недоумения.

Взъерошив перья и прижавшись к жёрдочке, ткачики казались больше и круглее, чем когда летали взад- вперёд. Это и было основным сигналом, означающим: "Присоединяйтесь ко мне на ночлег". Сидящий на жёрдочке голубь был ещё больше и круглее, а значит, так или иначе воспринимался как подающий всё тот же сигнал, только в гораздо большей степени. Кроме того, в отличие от других видов птиц в птичнике, у голубей окрас был такой же серый, как у маленьких ткачиков, а благодаря тому, что они были большими, круглыми и серыми, они подавали ткачикам некий супернормальный сигнал, против которого маленькие птички устоять просто не могли. Будучи изначально запрограммированными на такую комбинацию размера, формы и цвета, ткачики автоматически реагировали на голубей как на супернормальный стимул для устройства на ночлег, предпочитая их сородичам. Загвоздка была лишь в том, что голуби не усаживаются в ряд. Ткачик, прижавшись к голубю и обнаружив, что находится как бы "в конце ряда", прыгает голубю на спину и, не обнаружив "середины ряда", спрыгивает с другой стороны. Голубь настолько большой, что должен был казаться целым "рядом ткачиков", поэтому маленькая птичка и продолжает запрыгивать на него, абсолютно, впрочем, безуспешно. С огромным упорством ткачик пытается как-то устроиться и, наконец, протиснувшись под голубя, находит себе уютное местечко "в середине ряда", между лап большей по размеру птицы.

Как я уже говорил ранее, это один из немногих известных примеров супернормальных стимулов, который, к тому же, был выявлен без проведения специального эксперимента. Другие же, более известные, примеры всегда предполагают создание некоей искусственной ситуации. Кулики-сороки, к примеру, относятся к виду, строящему гнёзда на земле. Если одно из яиц выкатывается из гнезда, его втаскивают обратно характерным движением клюва. Если рядом с гнездом положить другие яйца, птицы затащат туда и их. Если подложенные яйца будут разного размера, птицы отдадут предпочтение наиболее крупным. Они попытаются втащить в гнездо яйца, которые по размеру намного больше их собственных, и опять это говорит о том, что они не могут устоять и реагируют на супернормальный стимул.

Птенцы серебристой чайки, выпрашивая у родителей пищу, бьют клювами в ярко-красное пятно, расположенное у кончика клюва взрослых птиц. Родители отвечают на это срыгиванием для своих питомцев рыбы. Красное пятно является жизненно важным сигналом: было обнаружено, что птенцы бьют клювом даже в картонные макеты голов родителей. Различные тесты показали, что другие детали головы взрослой птицы им абсолютно неважны: птенцы бьют клювом даже в отдельно взятое красное пятно. Более того, если им дать палку с тремя красными пятнами, они будут клевать её гораздо сильнее, чем реалистично выполненный макет головы родителя, и опять палка с тремя красными пятнами является не чем иным, как супернормальным стимулом.

Есть и другие примеры такого поведения, но этого, пожалуй, вполне достаточно. Понятно, что существует возможность сделать природу более совершенной — и это вызывает у некоторых полное отвращение, но причина проста: каждое животное есть не что иное, как сложная система компромиссов. Противоречивые требования выживания тянут его в разные стороны. Если, к примеру, животное имеет чересчур яркий окрас, его без труда обнаружат хищники; если же окрас не бросается в глаза, ему не удастся привлечь полового партнёра, и так далее. Эта система компромиссов будет находиться в «расслабленном» состоянии только тогда, когда требования к выживанию будут уменьшены искусственным путём. Домашние животные, например, находятся под защитой человека, и бояться своих врагов у них нет необходимости. Ничем не рискуя, они могут сменить свой неприметный окрас на ослепительно белый, пёстрый или на любой яркий цвет, но если их вернуть в естественные условия обитания, они будут настолько бросаться в глаза, что вскоре станут жертвами своих естественных врагов.