Эти удивительные животные. Самые неожиданные факты о братьях наших... разумных - Вирджиния Морелл Страница 49

Герман встретил меня теплым рукопожатием. Это был среднего роста, голубоглазый мужчина, чьи волосы уже посеребрила седина, но тело его все еще было по-юношески подтянутым и загорелым. Он говорил с нью-йоркским акцентом и жестикулировал в той же манере, несмотря на то что уже почти сорок лет жил на Гавайях. Было нетрудно представить себе, как этот нетерпеливый и вспыльчивый молодой человек когда-то ударил своего коллегу на конференции по морским млекопитающим за то, что тот обвинил его в потере двух дельфинов.

Видно было, что Герману не терпелось поговорить о дельфинах и об их разуме, поэтому, как только я вошла в дверь, он тут же начал рассказывать мне об их особых качествах.

– Мозг дельфинов очаровывает людей, и вы сами видите почему, – сказал Герман, схватив с полки пластиковую модель мозга дельфина. – Только посмотрите на все эти трещинки и складки.

Модель мозга дельфина имела форму слегка приплюснутой дыни и по текстуре напоминала большой кусок коралла. Я провела пальцами по волнистым трещинам и щелям и, помнится, подумала тогда: «Как же выглядит настоящий мозг дельфина?» В конце концов, дельфины – морские существа, и они используют эхолокацию для навигации – чувство, которого у нас нет. Тем не менее они тоже являются млекопитающими, и, как у всех животных, включая нас, их мозги предназначены в первую очередь для решения основных жизненных проблем: питаться, избегать хищников, найти себе пару, размножаться. Так почему же у дельфинов и людей развился такой большой мозг, который так энергетически дорого растить и поддерживать?

– Мы поговорим об этом, – сказал Герман. – Вы только посмотрите на все эти складки и извилины; из-за них площадь коры мозга дельфина больше, чем наша собственная. Она не такая толстая, как наша. Но мозжечок у дельфина гораздо больше. К тому же их мозг на 25 % тяжелее, чем наш. Мозг дельфинов афалин на порядок выше, – продолжал Герман. – И дело не только в том, что у них большой мозг, что вполне естественно, учитывая их размеры. У дельфинов одно из самых высоких соотношений размера головного мозга к массе тела в животном царстве. Измеренный таким образом мозг дельфина является вторым по величине после мозга человека и значительно превышает таковой у наших ближайших генетических родственников – шимпанзе.

Высокое соотношение размеров мозга к массе тела часто считается признаком интеллекта, хотя это не единственный фактор. Но это то, чем мы, люди, очень гордимся и считаем причиной расцвета человеческого интеллекта. Поэтому легко представить ползущие вверх от удивления брови ученых, когда в 1950-х и 1960-х годах было обнаружено, что в соответствии с данной шкалой измерений именно у дельфинов, а не у шимпанзе мозг почти настолько же большой, как наш собственный. Хотя люди и дельфины являются млекопитающими, мы с ними такие же близкие родственники, как слоны и мыши, и у нас не было общего предка на протяжении почти ста миллионов лет. У них развился такой большой мозг много миллионов лет назад, еще до того, как это произошло у наших предков, а это означает, что эти морские млекопитающие обладали невероятными умственными способностями еще тогда, когда наши толстолобые родственники все еще лазили по деревьям.

Почему у дельфинов развился такой большой мозг? Что они делают со всем этим серым веществом? И не стало ли это интригующее сходство между мозгом дельфинов и мозгом людей причиной, по которой Герман решил изучать этих существ?

– Нет, – сказал Герман, приглашая меня в соседний конференц-зал. – Я начал изучать их совершенно случайно.

Каждый из нас занял свое место за длинным столом, на котором лежала куча его научных работ и стоял проектор. Но прежде чем мы приступили к просмотру фильмов о проведении различных тестов на наличие разума у дельфинов, я остановила его. Я была слегка озадачена, поскольку, как я объяснила, видела фотографии дельфинов Германа на веб-сайте Лаборатории. Где они?

Герман покачал головой.

– Мы не здесь проводим наши исследования, – сказал он. – Мы не работаем здесь сейчас.

Я почувствовала, что ему было больно говорить на эту тему. Он замолчал на какое-то время, а затем продолжил свой рассказ о том, как он начал работать с дельфинами.

– Я не морской биолог, – сказал Герман. – Вообще-то, я психолог. И цель моей работы изучать, как люди обрабатывают информацию.

Он не планировал изучать дельфинов, и единственным его опытом работы с животными было изучение макак-резусов, когда он был аспирантом в университете Эмори.

Должность Германа как преподавателя психологии в Гавайском университете также была незапланированной. Через несколько лет после получения в 1961 году докторской степени в Пенсильванском университете Герман стал ассистентом профессора в Колледже Квинс в Нью-Йорке, но вскоре у него возникли серьезные разногласия из-за внутренней политики колледжа. Отчаянно нуждаясь в работе, он увидел объявление о должности на Гавайях и вскоре был туда приглашен. Вместе с женой Ханной, также психологом, он переехал на остров в 1963 году.

– Мы думали, что пробудем здесь максимум пару лет, – сказал Герман, который после прибытия на Гавайи продолжал проводить свои исследования в области психологии. Затем, поскольку он имел опыт работы с животными, обезьянами Эмори, начальство попросило его провести лабораторный курс для бакалавров о принципах обучения на примере белых крыс.

В течение семестра в конце каждой лекции в коридоре его поджидал молодой человек с серьезными глазами.

– Он всегда обращался ко мне с одним и тем же вопросом: «Почему вы на Гавайях изучаете крыс?» Он думал, что я должен был изучать дельфинов. Эта идея никогда не приходила мне в голову.

В то время большинство исследователей разума были невысокого мнения об изучении дельфинов и об ученых, которые занимались их исследованием. А причиной такого отношения стали работы Джона Лилли, нейрофизиолога. В 1950-х годах Лилли помог составить карту мозга афалины, а позже его очаровала их вокализация. Он был убежден, что их клики, гул, свист – это язык и что дельфины, которых он изучал, пытались общаться с людьми на «дельфиньем» языке [26]. Его авторитет был подорван, когда он дал дельфинам ЛСД, чтобы увидеть, как это повлияет на их поведение, а также после его утверждений о способностях дельфинов рассказывать истории, якобы возникшие у них еще двадцать миллионов лет назад. Идеи Лилли и стиль его письма были привлекательными, и его книги были (и остаются) популярными среди широкой публики, но не среди ученых, которые обвиняют его в создании мифических и мистических образов дельфинов, сохранившихся по сей день.

Герман был хорошо знаком с идеями Лилли, как и студент, который хотел, чтобы Герман отказался от крыс ради дельфинов.

– Он всегда упоминал Джона Лилли, – сказал Герман. – Конечно, мое первое желание было сказать ему: «Да, как интересно», – и пройти мимо. Но я и сам не знал, почему я изучал на Гавайях крыс.