Стартап в медиа: Опыт создания делового радио - Юрий Воскресенский Страница 47

Мы, разумеется, не могли прогнозировать все риски. Положа руку на сердце, в момент сделки никто из нас не был уверен, что мы поступаем правильно. Но мы сделали все, что могли в данных обстоятельствах, и, к счастью, все сложилось наилучшим образом. Время – главный арбитр. Три года станция живет без нас, а ее доходы и рейтинг стабильны.

* * *

Впервые мы надеялись продать компанию весной 2008 года. Инвестиционный банк «КИТ Финанс» провел аудит и вступил с нами в переговоры. У меня сохранилась бумага, где они предлагали за компанию диапазон $60–80 млн. Мой инвестор сказал, что меньше, чем за 100 млн, не продаст.

Но вот в чем штука: для меня даже само предложение купить за 60 млн то, во что вложено намного меньше, было грандиозным успехом.

Во-первых, 15 % из этого – наша с ребятами доля, а это уже большие бабки, во-вторых, с точки зрения карьеры – вы только представьте, какой рывок! Мне 30 лет, а я сделал компанию в тяжелейшей конкурентной среде, с очень непростым акционером, в отсутствие какого-либо политического лоббирования и поддержки. У меня же не было на звонке Суркова, который решал все вопросы. Не было мощной спины, на которую можно опереться. Да, мне дали деньги, дали свободу действий, но со всем этим бросили в океан. Потрясающий опыт.

И вот нам сделали предложение на такую крупную сумму. Я был в восторге. Это как сдать экзамен. Когда последний экзамен сдал на пятерку, выходишь из класса такой истощенный, но счастливый. Такое чувство у меня и было. Но к сожалению, а скорее к счастью, та сделка не состоялась.

Сначала Аркадий заявил, что ему надо не меньше сотни. Потом мы с китфинансами разругались, и довольно глупо. Им башню подснесло малость, думали, наверное, что компания у них уже в кармане. Поторопились они и нашу отчетность опубликовали в SmartMoney.

Положа руку на сердце, нам это было даже выгодно, поскольку отчетность была хорошая. Но это все-таки вопрос санкций. С какого перепугу они, в нарушение контракта и ни с кем не посоветовавшись, слили данные по аудиту?

Мы об этом прочитали в очередном номере журнала и натурально озверели.

Встретились с Винокуровым, попросили его публично извиниться, что, мол, так, по-медвежьи, помог нам поднять капитализацию компании.

То, что информация вышла из его офиса, доказывать не пришлось. Мы свою агентурную сеть имели и конкретно знали, кто из его сотрудников слил информацию. В любой другой цивилизованной стране я бы засудил их так, что они обанкротились бы еще раньше. Но Винокуров повел себя очень осторожно, и нашим и вашим, и, вместо того чтобы разрешить конфликт, просто затянул его. Да он с нами встретился, сказал: «Ой, я очень извиняюсь, это мои люди сделали, простите…», но публиковать извинения отказался.

«Простите» в карман не положишь – все взрослые люди. Мы не могли себе позволить оставить ситуацию без реакции. Когда ты такой маленький, надо обязательно показывать зубы. Не потому, что гордый, а потому, что за тобой коллектив 350 человек, которые тебе верят, и это твой единственный ресурс по большому счету. Они не должны даже мысли допускать, что ты позволишь дать команду в обиду. При этом мы не олигархи, чтобы там гасить, мочить и что еще модно делать в России, – у нас, кроме публичной площадки, ничего нет. Поэтому мы опубликовали в нашей газете открытое письмо и поставили его в жесткую ротацию на радио ^[8].

В общем, пока мы бодались, ситуация сама собой отвалилась. Через несколько месяцев сгинул «КИТ Финанс», наступил кризис, началась другая эпоха. И пали они первой жертвой. Так что все к лучшему.

Следующий опыт общения с внешними инвесторами был более удачным, но и значительно более драматичным.

В 2007–2008 годах пиар-активность Аркадия Гайдамака в Израиле имела очевидно негативные последствия для всех его бизнесов в России, в том числе для нашего.

Когда твой руководитель занимается политикой, пусть даже в другой стране, тебе, как менеджеру, приходится смириться с тем, что некоторые вещи становятся дорогостоящими, а другие просто невозможны. Аппетиты чиновников растут, сотрудники требуют больше зарплаты…

Пока все тихо-спокойно, ты более или менее по-рыночному работаешь, но чуть шум какой – возникают эти нюансы, люди пытаются из тебя выжать максимум.

Не стоит забывать и о том, что в подобных обстоятельствах действительно возникают критические риски – политика дорогая игрушка, и денег может просто не хватить – как и произошло в нашем случае.

У меня есть близкие друзья, которые управляют фондом. Не большим, а среднего уровня. Они, правда, близкие мои знакомые с университетских времен. Молодые такие, талантливые выпускники всяких там школ – гарвардов-шмарвардов. Фонд создали в конце 1990-х. Это фонд прямых инвестиций. Привлекают деньги американских университетов.

Тут важно отметить, что университеты являются крупнейшими инвесторами в Соединенных Штатах. Общий рынок 50 американских университетов почти $100 млрд. Например, у Гарварда в управлении $7 млрд, у Дюка – $8 млрд.

Сидит там такой профессор седовласый, завкафедрой по совместительству, и у него $8 млрд. Сидит он, и с ним еще пять-шесть человек обслуги, и управляет всем этим богатством. Они вкладывают в другие фонды, в маленькие фонды. Доходы от инвестиций направляют на развитие. В структуре финансов многих уважаемых университетов это основной источник дохода. Мои друзья управляют как раз одним из таких маленьких фондов, которые распределяют университетские деньги.

Это длинные деньги и, соответственно, потрясающе прозрачный бизнес – эталонный, как в учебнике. В общем, ребята – молодцы.

Контора небольшая. Менеджмент русскоязычный. Все они дети эмигрантов 1970-х годов, выросшие в Америке. Только не богатенькие разгильдяи, а как раз те, кто из бедных семей поднялся и получил великолепное образование.

Они постарше меня – лет по 40–45. Мы подружились, как в подростковом сериале (в Нью-Йорке это в порядке вещей). Однажды Соня – тогда мы еще не были женаты, но уже встречались – сидела на ступеньках университета и познакомилась с девочкой. А девочка встречалась с парнем… Ну и так далее.

Я жил прямо в центре Манхэттена, они жили за углом. Все было рядом: кинотеатры, концерты, дискотеки, рестораны. Мы стали общаться, ходили в кафешки разные, в Майами часто летали.

Ну и в контору к ним я заглядывал, само собой. Они видели, как я развивался. После моего переезда в Москву мы продолжили общаться.

Когда общение в основном происходит в Интернете, очень легко вычислить график человека. Включен компьютер, выключен… На такие вещи специально внимание не обращаешь, но на самом деле все понятно.

Вот они видят, что-то происходит. Где это он? В пять утра выходит из офиса. С чего бы? Они знают меня довольно хорошо и понимают, что я не в танчики играю, а делаю что-то интересное. Стали расспрашивать.