Бог и Мультивселенная. Расширенное понятие космоса - Виктор Стенджер Страница 44

Большой шаг в сторону укрепления позиций модели Большого взрыва сделал Георгий Гамов, российско-украинский физик, эмигрировавший в США. В 1924 году Гамов прослушал курс лекций Александра Фридмана под названием «Математические основы теории относительности», который тот читал в Ленинграде. Гамов хотел обучаться под руководством Фридмана, но, к сожалению, ученый умер всего год спустя, будучи совсем молодым.

Получив в Геттингене докторскую степень по квантовой теории (он защитил работу по теории атомного ядра), Гамов работал в Копенгагене с Нильсом Бором, затем в Кембридже с Эрнестом Резерфордом, а в 1931 году, в возрасте 28 лет, стал членом-корреспондентом Академии наук СССР. Среди множества его достижений в ядерной физике — количественное доказательство того, что альфа-распад (поток ядер гелия, называемых альфа-частицами) объясняется туннельным эффектом. Этот процесс важен также для реакций термоядерного синтеза, протекающих в звездах. Как мы выясним позже, космологи признали, что этот сугубо квантово-механический процесс мог лежать в основе возникновения нашей Вселенной.

В 1934 году Гамов уехал в США, где работал с Эдвардом Теллером в Университете Джорджа Вашингтона, в городе Вашингтоне. Во время Второй мировой войны Теллер переключился на работу в Манхэттенском проекте. Однако Гамова к работе над атомной бомбой не допустили, поскольку в СССР он получил офицерское звание, необходимое, чтобы преподавать в военной академии. Он остался в Вашингтоне и стал консультантом Военно-морского ведомства США. После войны Гамова допустили к ядерным исследованиям, проводимым в Лос-Аламосе.

Гамов, который продолжал работу в области ядерной физики, проявляя все возрастающий интерес к астрофизике, получил известность также как автор научно-популярных бестселлеров, в том числе «Раз, два, три… бесконечность», «Рождение и смерть Солнца», «Мистер Томпкинс в стране чудес» (в шести томах) и многих других. Будучи подростком, я с жадностью глотал эти книги, и они, без сомнения, повлияли на мое решение стать физиком. Вот еще одно подтверждение невероятной гениальности Гамова: до аспирантуры он даже не говорил по-английски.

В 1948 году Гамов, Ральф Альфер и Ханс Бете опубликовали в журнале Physical Review короткое письмо под названием «Происхождение химических элементов», в котором вернулись к идее о том, что ядра элементов таблицы Менделеева возникли на начальных этапах формирования Вселенной. Бете включили в соавторы, чтобы статью можно было называть «Альфер, Бете и Гамов». Однако Бете, не будучи непосредственным автором работы, все же внес в ее создание существенный вклад. На Леметра и Вайцзеккера авторы статьи не ссылаются.

Альфер, Бете и Гамов предположили, что вначале существовало компактное ядро первичной, очень плотной и горячей субстанции, состоящей из нейтронов, которую они назвали «илем» (ylem). В ходе бета-распада часть нейтронов превратилась в протоны, испустив при этом электроны и, как мы теперь знаем, антинейтрино электронные, устремившиеся прочь из этого сплава частиц.

Затем в процессе воссоединения протонов и нейтронов, называемом нейтронным захватом, образуются химические элементы. В результате этой реакции к смеси добавляются фотоны. Таким образом, протон и нейтрон соединяются, образуя дейтрон (ядро атома водорода с двумя нейтронами). Если добавить к нему еще один нейтрон, получится тритон (ядро водорода с тремя нейтронами). Тритон и протон или два дейтрона могут объединиться в ядро гелия, высвободив при этом большое количество энергии.

Попутно замечу, что попытки осуществить управляемый ядерный синтез основываются именно на этих реакциях, которые требуют более низких температур, нежели процессы, происходящие в недрах звезд. Но даже в этом случае температура невероятно высока, порядка 100 млн. градусов, и, несмотря на более чем 50 лет попыток, этот источник энергии все еще недоступен для нас.

Гамов и его коллеги полагали, что на ранних этапах жизни Вселенной в ходе серии ядерных реакций образовалась вся периодическая таблица химических элементов. Но, несмотря на все их усилия, выходило, что этот процесс не будет идти дальше. Если добавить нейтрон к ядру гелия, стабильного ядра из пяти нуклонов не образуется. Соединение двух ядер гелия также не дает в результате стабильного ядра из восьми нуклонов.

Как мы вскоре узнаем, позже Фред Хойл с коллегами смогли доказать, что более тяжелые ядра образуются в недрах звезд в процессе так называемого звездного нуклеосинтеза. Первым высказал догадку о существовании этого процесса Артур Эддингтон, его изучал также Ханс Бете. Когда выяснилось, что первичный нуклеосинтез Гамова не объясняет формирование всех элементов периодической таблицы, теорию Большого взрыва вновь стали воспринимать скептически.

Однако модель Альфера — Бете — Гамова, в которую внес вклад и Ральф Герман, имела другие последствия, описанные в примечательной работе Альфера и Германа, опубликованной в 1949 году. Скорость реакций, о которых идет речь, превышает скорость расширения Вселенной, заданной параметром Хаббла, Н, в степени, достаточной для того, чтобы в плазме взаимодействующих частиц установилось квазитепловое равновесие с медленно понижающейся температурой. По оценке Альфера и Германа температура Вселенной во время, «когда процессы нейтронного захвата стали иметь значение», достигала порядка 600 млн. градусов ^[14]. Фотоны в то время входили в смесь частиц. Исходя из теории расширяющейся Вселенной, они рассчитали, что к настоящему времени эта температура должна опуститься до «порядка 5 К», то есть 5 Кельвинов.