Педагогические размышления. Сборник - Семен Калабалин Страница 43

В «Правде» была большая статья «Художественная литература о воспитании детей». Там был такой пример. Учитель спрашивает ученика:

– Сделал ты математику?

– Сделал.

– Правильно пример решил?

– Как и все.

– Покажи тетрадку.

– Я забыл тетрадку дома.

Какая наглая, возмутительная поза у этого учащегося, ученика 9-го класса! И, конечно, все это говорится в порядке издевки над учителем. А учитель должен спокойно это переносить и говорить с ним, не повышая голоса.

И дальше ему задается вопрос:

– Вы прочитали письмо Белинского к Гоголю?

– Не читал, – ответил он, но, оставаясь до конца наглецом, прибавил: – Я чужих писем не читаю.

Это наглец, который добивается того, чтобы вывести педагога из рабочего и психического состояния. Почему же педагог не может прибегнуть к доступным человеческим средствам, чтобы повлиять на этого «дядю», который, видите ли, делает одолжение, что сидит в классе. Он делает одолжение вообще тем, что посещает школу, потому что этого хочется родителям и по всеобучу ему нельзя не посещать школу. Так почему же для того, чтобы сделать благополучной учебу тысячи человек в школе, мы не можем освободиться от такого ученика? Он найдет себе место, он не пропадет. Он никем не хочет быть и сейчас, кроме как торговать сиропом, а для этого такому хулигану не нужно среднего образования. Он издевается, а вы не смеете на него голос повысить, не смеете впасть в состояние гнева! Почему, кто это запретил? Почему ему можно надо мной издеваться, а педагог должен быть джентльменом и все выносить спокойно?

Вопрос: «Расскажите о судьбе героев книги «Дорога в Жизнь»?»

– Я могу вам рассказать о Мире. Мира был изумительнейший вор, который шапку с вас мог снять. Он был таким ловким карманником, что, когда его привезли в колонию закрытого типа, там от него откупились за 7 тысяч рублей, после этого охраннику дали семь лет.

Теперь он имеет погоны, большой чин. Очень интересная судьба. Он начальник штаба или командует полком на Украине. Это был великий художник-организатор всего недоброго, а сейчас он оказался хорошим организатором воспитательного процесса в войсковых частях со взрослыми, а со взрослыми иметь дело куда труднее, чем с малышами.

Вопрос: «Не знаете ли вы, что случилось с Задоровым?»

– Ничего не случилось. Пришел он с войны с орденами в звании майора, сейчас служит в армии.

Вопрос: «Расскажите о мерах наказания в воспитании».

– Я всегда за наказание. Антон Семёнович говорил, что никакая другая мера так не воспитывает настоящую храбрость, смелость, находчивость и выносливость, как мера наказания. Меня он любил по-настоящему и наказывал не так часто, не более 30 раз в месяц и, если бы он этого не делал, то из меня не вырос бы настоящий человек, организатор детской среды. Я иду на любые меры, чтобы быть убежденным и уверенным в том, что через 10–20 лет всё в его жизни будет абсолютно благополучно, и это будет только потому, что я его наказал сегодня.

Вопрос: «Где помещался этот детский дом, о котором пишет Вигдорова?»

– Скажу, это не секрет: Сосновая поляна, ехать трамваем № 36 от Казанского собора.

Я хотел ответить одному товарищу насчет Репина. Он, я считаю, хорошо удался Фриде Абрамовне. Репин – это духовный, нравственный садист. А есть еще садисты физические, которые получают наслаждение от насилия. Он маму доводит до того, чтобы мама плакала, и т. д. Такого садиста я получил в 156 колонии, причем он до этого умертвил трех мальчиков, примерно такого же возраста, как мой сын. Он им перегрыз горло и высосал кровь, и моего примерно так же, да еще набрал цветочков, обложил их кругом – утонченно издевался, а потом пошел играть.

Вот до чего доводят те уродства, свидетелями которых мы часто являемся, по отношению к которым никаких мер не принимаем. Не надо стесняться, если мы видим какое-нибудь безобразие, надо взять его за воротник и держать так, чтобы он потом дня три не говорил.

Вопрос: «Что произошло после вашего отъезда?»

– После отъезда я по поручению Антона Семёновича организовал на Украине колонию на 430 человек для рецидивистов. Никому Антон Семёнович не хотел поручать такого почетного дела, кроме меня.

В книге приведено много фактов, из которых видно, что многое мне удавалось легко. Даже в пионерском лагере это трудно было бы сделать. Но выдумаете, что с детьми в пионерском лагере легче работать? Мне кажется, что с детьми в пионерском лагере значительно труднее работать. Приведу вам пример, когда один мальчик сказал мне, что он не хочет делать того, что я ему велел. Я приказал детям принести носилки, положить на них Галатенко (фамилия мальчика) и принести его ко мне в кабинет. Ребята так и сделали. Они взяли носилки, положили на них упиравшегося Галатенко и принесли его в мой кабинет, поставив носилки перед столом. Я посмотрел на лежащего на носилках Галатенко и спросил его:

– Разве вас наказали? А вы поняли, что это наказание?

Затем я сказал ребятам, чтобы они унесли его обратно.

Был у меня и такой случай, когда один из колонистов сильно ругался, изощряясь в этом. Услышав ругань, я сказал ему, чтобы он не выходил из своей спальни. Но он не послушался и пришел ко мне. Увидев его, я сильно закричал на него и сказал:

– Пойдем в лес.

Он сильно испугался, подумав, что я хочу его повесить. Когда мы пришли в лес, я сказал ему:

– Садись сюда и в течение семи часов ругайся.

Потом я ушел. После того как прошли эти семь часов, он пришел в колонию. Увидев его, я просил:

– Насколько лет наругался?

– На пятьдесят.

После этого случая, когда он снова начинал ругаться, я спрашивал его:

– В лес захотел?

Мы боимся наказания, мы боимся предупреждения насилия, а всякое преступление – это и есть свершенный факт насилия над личностью, прежде всего над коллективом и над общественным трудом. В одной из ленинградских школ был мальчик, ученик 5-го класса, 13—14-ти лет. Он сильно избил девочку, поставил мальчику синяк, лил нарочно воду на пол, а когда его попросили убрать за собой, отказался, грубил учителям. Когда ему делали замечание, он говорил:

– Это из басен Крылова.

Бегал по этажам без разрешения, но дома, как заявляли учителям его родители, он очень хорошо себя ведет. Это хитрый малый. Он пионер. Как быть? У нас было много таких примеров. Я спрашивал, исключим ли его из пионеров, говорят, нет.

Неужели у учителей, (я не говорю о детях) не хватило смелых средств укротить этого 13-летнего мальчика. И если он отвечает на все увещания, что «это басни Крылова», то, может быть, действительно, рассказать ему такую «басню», припугнуть его хорошенько. Мы этого боимся, а меня Антон Семёнович частенько пугал. Почему нельзя пугать этого маленького мальчика? Припугнуть его так, чтобы животный страх был в его глазах. А если я начну его нудным тоном отчитывать: