Тест на ДНК. С чего все начиналось? О наследственности, изменчивости и эволюции - Грегор Мендель Страница 40

Таким образом, как мы видим, есть много оснований заключить, что родственники Лордов Канцлеров являются людьми несравненно более одаренными, чем родственники других судей. Теперь я приведу другое доказательство в пользу наследственности способностей. Оно состояло в сравнении числа имен в столбцах 1-й таблицы. Если предположить, что родство не играет никакой роли и дарования являются делом случая, то числа эти должны бы распределиться сообразно с законами теории вероятностей. Напр., если для какого-нибудь семейства, всякого до известной степени родства, вероятность того случая, что один из его членов выиграет лотерейный приз, равняется одной сотой, то вероятность выигрыша для трех членов того же семейства равняется уже одной миллионной, а для шести членов – одной миллионной. Точно так же, если бы дарования были только делом случая, то 1-й столбец 1-й таблицы был бы несравненно длиннее 2-го, а второй – 3-го, но на деле это не так: мы видим столько же имен с двумя и тремя выдающимися родственниками, сколько и с одним; в 3-й же столбец вошло 15 имен, так что разница с 1-м, содержащим 39, не так велика, как этого следовало бы ожидать, допуская случайное распределение способностей. Итак, отсюда ясно, что способности распределяются не случайно, а обусловливаются принадлежностью к известному семейству.

Рассмотрим третье доказательство. Если, как я утверждаю, наследственность таланта есть несомненный факт, то отличительные качества судей должны часто переходить к их потомству. Большинство судей принадлежат к резко очерченному типу. Они не отличаются сентиментальностью, любовью к мечтам и уединению, а представляют собою выдающиеся личности того класса людей, который всего более уважается англичанами: это сильные, проницательные, практические и находчивые люди. Занимая блестящий пост, они деятельно участвуют в общественной жизни, обладают крепким телосложением, превосходным здоровьем, дорожат своим влиянием и положением в обществе, знают цену денег и склонны к семейной жизни. Душевная и телесная крепость судей подтверждается тем фактом, что средняя цифра возраста, в котором назначались судьи в три последние царствования, равняется 57 годам. Несмотря на тяжелый труд и громадную ответственность, соединенные с этой должностью, эти пожилые люди продолжают неутомимо работать еще долгие годы и часто умирают в судейской мантии, хотя средняя цифра их долговечности равна 75 годам. Посмотрим теперь, передаются ли их сыновьям эти замечательные дарования и качества. Часто ли сыновья заменяют своих отцов в такой должности, достижение которой немыслимо без тех исключительных дарований, которые отличали этих последних. Лучшим ответом на это будет список имен, который, я надеюсь, представит особенный интерес для юристов; другие же читатели могут перейти прямо к выводам.

Из 286 судей более чем один из девяти имеет отца, сына или брата судью, а число судей, родственники которых занимали какое-либо другое видное положение на юридическом поприще, еще значительнее. Таким образом, не остается сомнения, что особенный тип способностей, необходимый для судьи, часто передается по наследству.

Из того факта, что в родстве судей таких много юристов, читатель не должен заключать, что есть немало иных замечательных деятелей. Можно составить большой список, если привести имена судей, имевших епископов и архиепископов между своими родственниками. Не менее десяти судей (в том числе сэр Роберт Гайд, имя которого вошло в одну из приведенных таблиц) имеют брата епископа или архиепископа. Так, сэр Дольбен был братом архиепископа йоркского племянника (сын сестры) другого архиепископа, бывшего в то же время лордом хранителем печати при Иакове I. Кроме того, между родственниками судей мы находим имена поэтов (Коупер, Кольридж, Мильтон, сэр Томас Овербери и Валлер), беллетристов, врачей, генералов и адмиралов. Краткая таблица, помещенная мною в конце этой главы, содержит имена многих великих людей, описанию деятельности которых посвящены целые тома. При составлении этой книги меня очень огорчала мысль, что эти имена, всегда произносимые мною с чувством глубокого уважения к качествам лиц, их носивших, не будут иметь значения для большей части моих читателей, а именно для всех тех, которые не имели случая познакомиться с биографиями этих людей. Зная, как велико было до этого знакомства мое собственное неведение относительно характера великих людей предшествовавшего поколения, я вправе предполагать, что и многие из моих читателей имеют о нем столь же смутное представление. Поэтому группа лиц, возбуждающая во мне почти благоговейное чувство, в глазах большинства будет иметь значение простого перечня довольно замечательных людей, встречающихся между судьями. Имена Норта и Монтегю приводят нас к целой породе замечательных людей, как это можно видеть, проследив родословное дерево Монтегю и также Сиднеев (см. главу «Литераторы»), естественная история которых, если только можно так выразиться, заслуживала бы, по меньшей мере, нескольких страниц. В этих родословных трудно найти имя, принадлежащее человеку только выдающемуся: по большей части это имена людей знаменитых. Они состоят в близком родстве между собою и проходят через десять поколений. Главный корень этой столь распространенной даровитости надо искать в семействах Сиднеев и Монтегю и, в меньшей степени, в семействе Норта.

Кровь Сиднеев (я разумею потомков сэра Уильяма Сиднея и его жены) имела замечательно сильное влияние в двух различных комбинациях. От союза с Дудлеями произошел в первом поколении сэр Филип Сидней и его выдающиеся брат и сестра; во втором поколении мы найдем, по меньшей мере, одного выдающегося человека; в третьем – сэра Алджернона Сиднея, его замечательного брата и заслуживающую уважения сестру. От союза с Гаррингтонами произошел знаменитый писатель и Елизавета, мать обширного и весьма замечательного семейства, занимающего первое место в моей генеалогической таблице.

Кровь Монтегю, представителем которой является сэр Эдвард, умерший в Тауэре в 1644 году, имеет три различных источника. Его прадед (Ор.) был сэр Джон Финс, Верховный Судья Королевской Скамьи, его дед, Джон Ропер – Генерал Атторней при Генрихе VIII; его отец, человек еще гораздо более выдающийся, чем дед и прадед, – сэр Эдвард Монтегю, Верховный Судья Королевской Скамьи. Сын Верховного Судьи, сэр Эдвард Монтегю, женился на только что упомянутой мною Елизавете Гаррингтон и имел большое семейство, которое как само по себе, так и в происшедшем от него потомстве получило большую известность. Перечислим только почетные титулы, доставшиеся на долю его членов: в первом поколении они получили два пэрства – графство Манчестерское и баронство Монтегю; во втором – два других: графство Сандичское и баронство Капель; в третьем еще пять: графства Галифакс и Эссекс, баронство Гильфорд и новое баронство Капель (second creation), в четвертом прибавилось еще одно, герцогство Манчестер 1-й министр; в пятом – графство Гильфорд. Второй граф Гильдфорд, и-й министр Георга III (более известный под именем лорда Норта), приходится в шестом поколении.

Объем этой книги не позволяет привести здесь характеристики всех лиц, имена которых вошли в эту генеалогическою таблицу. Все, что я могу и должен сделать, – это привести ближайших родственников судей и показать, что все это – люди несомненно даровитые, что своим положением они обязаны не одним подкупам и что полученная ими известность не есть дело случая. Я сделаю это охотно, хотя, быть может, в настоящем случае моя гипотеза представится в невыгодном свете, потому что Фрэнсис Норт, лорд хранитель печати, 1-й барон Гильфорд, по своему значению равный или почти равный лорду канцлеру, в особенности представляет собою личность, подвергавшуюся сильным нападкам и осуждениям со стороны современных авторитетов. В опровержение моей теории могут сказать, что факт достижения Нортом почетного звания лорда хранителя печати показывает невозможность принимать это достижение высших должностей за критерии способностей, что при его избрании играли главную роль подкупы и что в наследство ему досталось только знатное имя, а не природные дарования; то же может быть сказано по отношению ко всем членам этого или другого семейства. Замечание это представляется настолько существенным, что на него нельзя ответить простыми опровержениями, и поэтому я должен заняться анализом характеров и войти в несколько большие подробности. Я уверен, что после этого многие читатели вернее оценят значение наследственности и убедятся, что часто природные дарования составляют неотъемлемую принадлежность известных семейств.