Что нас ждет, когда закончится нефть, изменится климат и разразятся другие катастрофы XXI века - Джеймс Хавард Кунстлер Страница 4

Так называемая глобальная экономика — не постоянная система, как некоторые думали. Она представляла собой ряд временных обстоятельств, свойственных определенному промежутку времени: «бабьему лету» эпохи природного топлива. Главным действующим механизмом являлась мировая система разделения нефтяного рынка, которая могла действовать в невероятно длительный период относительного мира. Дешевая доступная нефть наряду с универсальными машинами для производства других машин начала рождать новые механизмы, а также чрезвычайно дешевый труд. Больше не имел значение тот факт, являлась ли нация достаточно развитой или имела ли опыт в производстве. Дешевая нефть принесла с собой электричество в отдаленные уголки Земли. Первые заводы появились на Шри-Ланке и в Малайзии, где разросшееся население обеспечивало фабрики рабочими, способными к обучению и готовыми работать за мизерную оплату. Затем произведенные товары расходились по всему миру на огромных судах, использовавших автоматизированное портовое оборудование и транспортировочные контейнеры, требовавшие минимума затрат. Рубашки или кофеварки, произведенные за 20 тысяч километров, можно было доставить на корабле в американские магазины «Уол-март» ^[8] и дешево их продать.

Таким образом, способность глобализировать промышленное производство дала возможность миру ослабить торговые ограничения, которые существовали раньше. Теперь они выглядели устаревшими и неактуальными. Идея глобализации состояла в том, что мировой товарооборот будет настолько большим, что понадобятся все суда, существующие на Земле. Период (примерно с 1980 по 2001 год), в течение которого были подписаны международные соглашения, снижающие торговые ограничения, — а именно Генеральное соглашение по таможенным тарифам и торговле (GATT) — совпал с периодом снижения цен на мировую нефть и газ, поскольку нефтяные кризисы 1970-х годов вызвали такой безумный рост добычи нефти, что в результате ею запаслись на 25 лет вперед. Избыток, в свою очередь, позволил мировым лидерам забыть, что глобализм, который они породили, полностью зависел от постепенно тающих запасов природного топлива и от хрупких политических соглашений, по которым осуществлялось распределение ресурсов. Нелепая идея появилась у свободных, цивилизованных людей Запада и их лидеров. Она заключалась в том, что нефтяной кризис 1970-х годов был надуманным, и что нефти на самом деле имеется в избытке. Но люди заблуждались. Нефтяные залежи Северного моря и Северного склона Аляски лишь ненадолго спасли промышленный Запад.

Тем временем среди экономистов и членов правительств глобализм вызвал некие интеллектуальные фантазии. Он позволил им поверить, что растущее благосостояние в развитых странах и распространение промышленной активности в слаборазвитых районах основывались больше на силе собственных идей и политических принципах, чем на дешевой нефти. Очевидный успех Маргарет Тэтчер в склеротичной экономике Англии оказался своеобразной рекламой таких политических принципов, включающих в себя приватизацию и сокращение вмешательства государства в экономику. Почему-то не заметили, что успех Тэтчер в воскрешении экономики Англии совпал с новым фантастическим потоком доходов от нефти, добываемой в Северном море, когда старая добрая Британия стала активной и самостоятельной нацией экспортируемых чистых энергоресурсов впервые со времен расцвета угольной промышленности. Затем глобализм поразил Америку, когда Рональд Рейган занял пост президента в 1981 году. Экономические консультанты Рейгана предлагали ряд финансовых идей, включая идею о введении беспошлинной торговли и о сокращении вмешательства государства в экономику. Главным образом, речь шла о том, что снижение налогов приведет к увеличению доходов, поскольку усиление деловой активности будет означать рост налоговых поступлений, пусть и по более низкой процентной ставке. Но на самом деле это создало огромный дефицит государственного бюджета.

Появление компьютеров, в свою очередь, способствовало необоснованному предположению о том, что торговля станет прекрасной долгосрочной заменой для всех исчерпавших себя деятельностей традиционной экономики. Тогда существовало мнение, что развитым странам больше не нужно сталеплавильное производство, шинный завод или другие раздражающие, грязные, постоянно испытывающие какие-то проблемы предприятия. Пусть они будут у бедных стран Азии и Южной Америки, и пусть эти страны сами поднимают свой уровень жизни, выползая из грязи. Государства же первого эшелона будут использовать компьютеры для организации доставки материалов и продуктов из дальних уголков Земли, а затем будут продавать все это своим же «Кей-мартам» ^[9] и «Уол-мартам», которые вскоре станут титанами розничной торговли. Полагали, что компьютеры невероятно увеличат продуктивность везде и во всем. Отверженные профессиональные виды деятельности в промышленности вновь обретут свой смысл в сервисной экономике, которая шла рука об руку с информационной экономикой. Родится нация стилистов, массажистов, крупье, владельцев ресторанов и агентов шоу-бизнеса, старающихся угодить потребителям. Кто же после таких возможностей захочет работать на металлопрокатном заводе?

За короткое время финансовая система тоже извлекла весьма большую выгоду из упрощения системы торговли. Компьютеры дали возможность перемещать деньги по всему Земному шару со скоростью света. Инвесторы в Люксембурге могли так же легко вложить деньги в американские или китайские ценные бумаги, как и в свои. Люди обогащались, проводя операции с валютами, ценными бумагами, товарами и процентами. В подобном финансовом климате чрезвычайного релятивизма усилилась тенденция к созданию все большего количества абстрактных инструментов инвестирования. Появились так называемые деривативы — производные финансовые инструменты, цель которых далеко не соответствовала цели инвестирования, то есть вложению в развитие и расширение предприятия и получения в дальнейшем дивидендов. Замысел в приобретении дериватива заключался в том, чтобы получить спекулятивную прибыль от изменения цены дериватива. Такое поведение подобно ставкам в казино, только в данном случае — это мировое финансовое казино. Спекулятивная торговля, которую вели фирмы и отдельные люди, давала такую огромную прибыль, что всей национальной экономике и валюте отдельных стран мог быть нанесен непоправимый ущерб, как, например, случилось, когда финансист Джордж Сорос, играя на бирже, заработал огромные деньги на падении английского фунта.

Прибыль поколения биржевых дельцов для потомков окажется переведена в безработицу, растраченные акции и низкий уровень жизни. Это будет похоже на ликвидационную распродажу благосостояния, приобретенного индустриальным обществом в течение двухсот лет, чтобы горстка финансовых пиратов получила свою прибыль и опустила огромные массы народа почти на самое дно, поскольку экономическая инфраструктура будет разрушена и распродана, и у людей просто не останется средств к существованию. Такие специалисты, как Люттвак и Грей ^[10], утверждают, что тысячелетняя экономика породила великое неравенство между победителями и побежденными, между богатством и бедностью и что эти недостатки экономического поведения настолько сильны, что в состоянии погубить целые общества.