Extremes. На пределе. Границы возможностей человеческого организма - Кевин Фонг Страница 38

По мере роста давления объем газа сокращается. Если надуть шарик и ухитриться опустить его на десятиметровую глубину, он станет в два раза меньше. А погруженный на двадцать метров, при утроенном давлении, шарик сожмется до трети исходного размера.

Но верно и обратное. Шарик, надутый на глубине двадцать метров и поднятый на поверхность, увеличится в три раза. Если же оболочка окажется недостаточно эластичной и не выдержит растяжения, то он просто лопнет.

В этом состоит одна из главных опасностей, с которыми сталкиваются ныряльщики. Легкие представляют собой скопление пузырьков воздуха — альвеол, — которые похожи на миниатюрные шарики. Чтобы надуть их на глубине, нужно вдохнуть воздуха, сжатого настолько, чтобы преодолеть повышенное давление окружающей воды. Раздувшись, альвеолы поведут себя в точности как воздушные шары: они начнут расширяться по мере нашего подъема на поверхность. А учитывая, что стенки у них толщиной всего в одну клетку, можно догадаться, что они легко полопаются.

При разрыве альвеол воздух из легких начнет поступать туда, где его не должно быть. Особенно серьезен риск, что воздух из лопающихся мини-шариков попадет в кровь и по кровеносным сосудам побежит к поверхности тела. В этом случае пузырьки воздуха могут по легочным венам добраться до сердца. Отсюда они разойдутся по всему телу, закупоривая и блокируя важные кровеносные магистрали. Если при этом будет перекрыто кровоснабжение мозга или сердца, роковой исход может наступить мгновенно.

Феномен артериальной газовой эмболии стоит среди причин смертности ныряльщиков на втором месте после утопления. Эмболия является следствием так называемой баротравмы, буквально — «повреждения давлением». Избежать ее нетрудно. Весь фокус в том, чтобы, как и во многих сложных жизненных ситуациях, просто продолжать дышать. Вдохи и выдохи во время подъема с глубины помогают вовремя избавляться от расширяющегося газа и не дают легким слишком сильно раздуваться. Нельзя впадать в панику и, всплывая на поверхность, забывать о дыхании — это самоубийство.

***

Давление влияет не только на объем газа в нашем теле. Оно еще и меняет характер воздействия газа на организм. Воздух включает в себя 21 % кислорода, 78 % азота и 1 % других газов, представленных в мизерных количествах. Азот обычно инертен и на поверхности моря при нормальном давлении входит и выходит из легких без какого-либо заметного эффекта. Однако под давлением все меняется. Под водой безобидный азот обретает свойства наркотика. Чем выше давление, тем более дурманящим становится воздействие газа.

Этот феномен, при котором человек по-настоящему пьянеет, особенно ярко проявляется на глубинах ниже двадцати–тридцати метров. Кому-то это покажется забавным, но на самом деле такое состояние весьма опасно в ситуации, когда любая мелкая ошибка может обернуться катастрофой. Кислород на глубине тоже ведет себя по-другому. Под давлением он способен стать токсичным — особенно для легких и центральной нервной системы, — а в тяжелых случаях вызывает конвульсии. Причем проблема тем серьезнее, чем глубже погружение. Однако самое тяжелое начинается после выхода из воды.

Азот прекрасно растворяется в воде. Пока мы на поверхности, он переходит из легких в кровь до тех пор, пока ее не насытит. Когда мы погружаемся в воду, то повышение давления позволяет большему количеству азота раствориться в крови и тканях, перенасыщая их. Отчасти этим объясняется возникновение наркотического эффекта на глубине. Но когда дайвер поднимается к поверхности — и к нормальному давлению, излишки азота снова выделяются из жидкостей и переходят в газообразное состояние. Мы наблюдаем тот же процесс, когда откупориваем газировку и она бурно вспенивается. Медленный подъем дайвера похож на медленное откупоривание бутылки и точно так же позволяет избежать стремительного выброса газовых пузырьков.

Кровь буквально закипает в жилах, когда мы поднимаемся с глубины на поверхность. Хитрость в том, чтобы ограничить количество пузырьков и скорость их образования. Достигнуть этого можно двумя способами. Чем меньше времени мы проводим на глубине, тем меньше количество лишнего растворенного азота. Медленный, постепенный подъем или остановки во время пути позволяют пузырькам постепенно выйти из организма через легкие. Существуют специальные расчеты и таблицы погружения, показывающие, как долго ныряльщик может безопасно оставаться на глубине и с какой скоростью ему следует подниматься.

Расчеты и протоколы создают некую иллюзию безопасности, но не следует забывать: риски, подстерегающие человека при погружении на экстремальные глубины, реальны и зачастую смертельны.

***

На Квалито приближалось Рождество. Мы ныряли постоянно, каждый день, кроме выходных. Участки коралловых рифов мы обследовали командами по четыре человека, составляя опись флоры и фауны в таких местах, куда никто до нас еще не спускался. Мы соблюдали предельную осторожность: никогда не погружались глубже чем на восемнадцать метров и не проводили под водой более сорока пяти минут — ничего экстремального. Да и вода была теплой и прозрачной как стекло.

Ничего даже близкого к тем погружениям, которые мне довелось совершать в Британской Колумбии. Там в воде ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки, порой приходилось надевать под гидрокостюм флисовую куртку, а иной раз — сражаться с океанской волной. По сравнению с этим здесь работа казалась до смешного скучной и мало чем отличалась от плавания на курорте с маской и трубкой. Тем не менее опасности подстерегали нас и тут.

В преддверии Рождества мы ухитрились запланировать несколько спусков с аквалангами и на выходные дни. Это был самый яркий момент экспедиции — мы надеялись на настоящие исследовательские погружения. Участки были потрясающе живописны, но мы почти не обращали внимания на их величественную красоту, вынужденные постоянно следить за показаниями компаса и четко фиксировать на специальных табличках виды рыб и кораллов и количество встреченных особей.

Вокруг группы островов раскинулся целый комплекс мест для погружений, которым члены нашей экспедиции дали имена. Причем не особо затейливые. Риф прямо перед экспедиционным домом получил имя «Домашний», другой, устланный ковром из водорослей, был наречен «Садом», а место, куда мы собирались плыть в тот день, называлось просто «Сказка».

***

Погружение началось вполне спокойно. Вчетвером мы покинули катер, разделились попарно и поплыли над шельфом, спускаясь к песчаному дну и медленно скользя над кораллами — живописными «морскими веерами».

Помню, как моя физиономия расплывалась в улыбке, когда мы только добрались до места. Риф буквально кипел жизнью — какой-то взрыв красок, я сроду не видел ничего подобного, вот уж поистине сказка! Вдоль кораллового шельфа проходило спокойное течение, снабжавшее экосистему энергией, оно несло с собой всевозможные виды корма и питательных веществ — этакий вечный шведский стол, «все включено», — благодаря чему обитатели рифа благоденствовали: все были сыты и довольны, от безобидных рыбок-клоунов и антиасов до барракуд и акул.

Мы плыли, восторженно обмениваясь знаками «о’кей». От нас не требовалось ни малейшего усилия — всю работу делало за нас течение. Я сел в воде, полностью отдавшись потоку. Никаких контрольных замеров и сверок с компасом, только ты и океан. Его поверхность, подернутая рябью, пронизанная солнцем, казалась обманчиво близкой.