Лагуна. Как Аристотель придумал науку  - Арман Мари Леруа Страница 37

Однако среда обитания слона не в полной мере объясняет наличие хобота. Бегемоты, тюлени и крокодилы едва ли не более склонны к земноводному образу жизни, при этом хобота у них нет. Слон, должно быть, сталкивается с уникальной проблемой, наилучшим решением которой стал хобот. Так и есть. Однако это не одна проблема, а целая их группа. Хобот связан не только с жизнью в болоте. Слону приходится функционировать (дыша, питаясь, защищаясь от хищников и т. д.), будучи ограниченным набором своих признаков. Полное описание Аристотелем хобота начинается с перечисления функций и признаков и разъясняет смысл и следствия их наличия в виде занимательных причинно-следственных связей.

Слону необходима защита. От кого, Аристотель не упоминает. По-видимому, никто слабее martikhōras (тигра) с его тройным рядом зубов не способен угрожать слону. Слона охраняют уже его размеры, и это имеет свои последствия. Поскольку слон – крупное животное, его ноги должны быть толстыми и, значит, негибкими, а это делает слона малоподвижным. Возможно, это не играет роли на твердой земле, но слон живет в болотистой местности. Так что в долине Инда попавшему в трясину слону грозит смертельная опасность. Или грозила бы, если бы природа не подарила слону хобот ^[71].

Аристотель называет объяснения этого вида условной необходимостью. Дано: некоторая цель x и орудие для ее достижения y. Тогда орудию y необходимо условие z, чтобы осуществить x. Пример Аристотеля тривиален. Если цель x – разрубить что-либо, а орудие y – топор, то топор должен быть из твердого материала, например из меди или железа. Но принцип применим не только к топорам. Он всеобщий: если нужно дышать, а вы неповоротливое четвероногое, обитающее в болотах, то вам потребуется длинный нос. Это аристотелевский способ установить и выразить ту истину, что живое существо – это единое целое, всякая часть которого прилажена ко всем остальным так, чтобы существо выжило. Если перемешать части, относящиеся к различным формам, получатся нежизнеспособные чудовища. Поэтому селекционизм Эмпедокла абсурден.

В “Истории животных” Аристотель разбирает их, чтоб установить связи. Во “Второй аналитике” он описывает метод, с помощью которого отыскивает причины этих связей, а в трактате “О частях животных” Аристотель “собирает” живые организмы обратно и применяет свой метод на практике. Таким образом, принцип условной необходимости становится единственно важным работающим телеологическим принципом. В книге цепочки причинно-следственных связей множатся и ветвятся, и сложно увидеть, где они начинаются и заканчиваются. Аристотель приводит еще один пример условной необходимости слоновьего хобота. Описание заканчивается объяснением использования хобота в качестве руки, но начинается с пальцев ног.

Необычность пальцев слона – в их количестве. Поскольку их очень много (больше, чем у копытных), у слона есть функциональное сходство с кошками, собаками, людьми и другими многопалыми животными. Многопалые животные захватывают и держат пищу передними конечностями. Однако слон на это не способен, поскольку сам он велик, а его ноги толсты и плохо гнутся ^[72]. Здесь воображаешь, как слон с неподходящими конечностями умирает от голода в тиковом лесу. Но природа снабдила несчастное животное подобием руки. Чтобы сопоставить этот факт с применением хобота в качестве трубки для ныряния, понадобится схема причинно-следственных связей: она поможет понять, логична ли аргументация Аристотеля. Она логична, но непонятно, как Аристотель (судя по всему) обошелся без нее.

48

Аристотелевский анализ анатомии птиц настолько ясен и четок, что не сомневаешься: таков же весь текст “О частях животных”. Ожидаешь найти полномасштабное объяснение превосходной (этот эпитет редко забывают в подобных случаях) приспособленности животных к среде в духе адаптационизма.

Но нет! Кое-где в книге Аристотель объясняет адаптации исходя из образа жизни животных, однако преобладают рассуждения в духе условной необходимости: объяснения существования и строения одних частей тела другими. Одна из причин – подход Аристотеля к таксонам. Одни биологи рисуют картину широкими мазками, сравнивая типы животных и игнорируя виды. Другие пишут “семейные портреты” небольших групп: скажем, жуков-скакунов. А многие и вовсе занимаются каким-либо одним видом: лабораторными мышами, плодовыми мушками, червями C. elegans, людьми. Аристотель же работает со всеми таксонами сразу. Его взгляд скользит то вверх, то вниз по древу классификации, иногда задерживаясь на людях, а иногда охватывая сразу всех животных с кровью. В трактате “О частях животных” Аристотель обращается главным образом к различиям между высшими родами.

Тактика очевидная, ведь наибольшее разнообразие жизненных форм можно найти, рассматривая сразу несколько крупных таксонов. Представители высших родов различаются не “более или менее”, как одна птица отличается от другой. Разница возникает уже на уровне плана строения тела. Если органы представителей разных высших родов похожи, то лишь потому, что они выполняют сходные функции. Притом телеологически объяснить различия таких крупных таксонов сложнее всего. Почему у птиц клювы, а у четвероногих животных зубы? У большинства животных рот расположен на одном конце тела, анальное отверстие – на противоположном. У головоногих не так – а почему? У некоторых животных есть кровь, а у других нет. Почему? Каждый высший род настолько отличается от остальных и объединяет настолько разные организмы, что очень сложно связать их форму с образом жизни – если, конечно, эта связь не очевидна. Да, у рыб вместо ног плавники, а вместо легких жабры, так как они живут в воде – на подобные вещи Аристотель указывает. Но в общем случае, рассматривая различия между высшими родами, он даже не пытается найти им объяснения ^[73].