Красный. История цвета - Мишель Пастуро Страница 36

Стоит также вспомнить другой обычай, о котором мы уже упоминали: девочки, девушки и молодые женщины по праздникам надевали красное платье. Как мы подчеркивали, деревенским красильщикам больше всего удавались красные тона: поэтому в крестьянской среде нарядное платье — это всегда красное платье. Возможно, так было и у девочки из нашей сказки: чтобы навестить бабушку (случай более или менее торжественный), она надела свой лучший наряд — красный.

Есть и еще одно объяснение, научно обоснованное: цвет одежды девочки связан с праздником Троицы. В двух более ранних версиях сказки содержится указание, что все описанные события происходят в Троицын день; еще в одной версии упоминается, что девочка родилась в Троицын день ^[201]. В первом случае все просто: она надела цвет, подобающий этому праздничному дню, цвет Святого Духа — красный. Во втором случае можно предположить, что ее рождение в день такого большого праздника считалось добрым предзнаменованием, поэтому ее всю жизнь одевали в красное. Если придерживаться этого же круга понятий, но оставить в стороне церковный календарь, можно выдвинуть гипотезу, что красный цвет выполняет здесь функцию оберега, магического аксессуара, охраняющего от сил зла. В европейских традициях цвет одежды часто выполняет такую функцию, с глубокой древности до сравнительно недавнего времени. Еще накануне Второй мировой войны в некоторых регионах Франции, Германии и Италии нередко бывало, что маленькому ребенку — девочке или мальчику — повязывали красный бант, надеясь таким образом защитить его от злой судьбы ^[202]. А иногда красным бантом украшали колыбель новорожденного. Этот оберегающий красный цвет следует сопоставить с другими магическими аспектами красного, часто встречающимися в мифологии, в средневековой литературе и в устном народном творчестве. Например, с красным цветом — благотворным либо злотворным — колпачков, которые носят на голове карлики, гномы, эльфы и различные лесные духи или духи подземного мира. Или со знаменитой Tarnkappe — шапкой-невидимкой древнегерманских легенд, нечто вроде плаща или головного убора красного цвета, который делает невидимым или неуязвимым того, кто его надел ^[203]. "Красная шапочка" нашей маленькой героини — своего рода Tarnkappe, только Tarnkappe, которая — по крайней мере, у Перро — утратила волшебную силу: несмотря на оберег, волк все-таки съел девочку.

Более спорными кажутся гипотезы, которые выдвигают психоаналитики, в частности Бруно Беттельхейм в его знаменитой работе "Психоанализ волшебных сказок" ^[204]. По мнению автора, красный цвет предмета одежды имеет значимую сексуальную коннотацию: героиня сказки — не маленькая девочка, а девочка-подросток или девушка, достигшая половой зрелости или уже близкая к этому, которой "очень хотелось бы оказаться в постели с волком", то есть с "мужчиной, сильным, могучим и, как и она, полным желания". Кровавая бойня в постели означает утрату девственности; на самом деле девушка потеряла не жизнь, она потеряла невинность. Такое объяснение психоаналитики повторяют на разные лады, с большей или меньшей обстоятельностью, но историка оно не убеждает. И не потому, что оно отдает пошлостью, а потому, что оно — очевидный анахронизм. С каких пор красный стал цветом сексуального желания? И можно ли вообще так ставить вопрос, когда речь идет о событиях, происходивших задолго до Фрейда? Конечно, красный с очень давних пор считается цветом прелюбодеяния и проституции, но ведь психоаналитики усмотрели в сказке отнюдь не это: по их мнению, там рассказывается о пробуждении любви и плотского влечения у юной девушки. Но и в Средние века, когда складываются древнейшие версии сказки, и позднее, и даже еще в эпоху Шарля Перро, первые сердечные порывы и первые волнения чувств ассоциируются не с красным, а с зеленым, цветом зарождающейся любви ^[205]. И если бы теории психоаналитиков были обоснованы — в чем я сильно сомневаюсь, — то сказка называлась бы не "Красная Шапочка", а "Зеленая Шапочка".

И наконец, можно выдвинуть еще одно предположение о том, почему маленькая девочка носит одежду такого цвета. Но для этого нам придется рассматривать красный не сам по себе, а в составе цветовой триады, в которую он входит, и подвергнуть его анализу семиотического типа. Как в других сказках и как во всех баснях, повествование здесь выстроено вокруг перемещения между тремя цветами: красным, белым, черным. Девочка в красном несет горшочек белого масла бабушке, одетой в черное (в постели вместо нее оказывается волк, но цвет практически тот же). В "Белоснежке" злая королева в черном предлагает белой, как снег, девушке отравленное красное яблоко. В "Вороне и Лисице" черная птица, сидящая на дереве, роняет белый сыр, который тут же подхватывает животное с рыжей шерстью. Можно привести еще много примеров, поменять главных героев, изменить порядок появления цветов, но тем не менее рассказ всякий раз будет организовываться вокруг этих трех хроматических полюсов, которые образуют повествовательную и символическую систему более объемную, чем простая совокупность значений каждого из трех цветов, взятых по отдельности ^[206].

В этом случае, как и в других, в обычаях, принятых в обществе, и в изображениях красный в полной мере обретает свою значимость только во взаимосвязи с другими цветами или в противопоставлении им.