Что будет дальше? Искусство превращать истории в сценарии - Робин Махержи Страница 36

Достаточно было заметить в ситуации проблеск темы, и молодой человек, закинувший ноги на сиденье, превратился в Основу, в материал для истории. Парень почти ушел из паба, но вернулся, двинулся прямо навстречу обидчику, намереваясь поспорить с ним, потому что его подтолкнуло внезапное осознание, что задеты не только его личные чувства, но нечто более важное. Многие онлайн-блоги просто невозможно читать, потому что полосатые котики, конечно, ужасно милые, но нам-то надо вглядываться глубже, чтобы понять, происходят ли с этой ужасной мило-той хоть какие-то перемены, позволяющие нам лучше понять жизнь, себя и цель существования котят в материальном мире.

Цель в пределах досягаемости

Орфей почти вывел Эвридику, и это очень важный момент. Благодаря ему мы на мгновение видим, чего можно было бы достичь, а что еще предстоит. Если цель слишком далека, слишком невозможна или маловероятна, в конце концов, мы откажемся от нее. Составляя план, всегда учитывайте моменты, когда все «почти получилось», чтобы желание не угасало, а действие активно развивалось. Они усиливают природу действия, его цель и подстегивают желание читателей дойти до конца истории.

Растерзание на части

Гремит гром. Появляется Дастин Хоффман – задыхающийся и потный после пробежки. Хромая, в повязках и ранах, на сцену выходят герои. Так или иначе мы должны напасть на беднягу и разорвать его на части. Пожалуй, именно здесь несколько загадочные слова о сингулярности становятся более понятными. Растерзание героя – фактор перемен, воплощение того, чего ему недостает, благодаря чему возникает возможность возрождения. Злодеи, бросившие вызов миролюбивому, кроткому, немного робкому шерифу, который просто хочет спокойной жизни, позволяют ему стать храбрее и увереннее. Это болезненно, но необходимо. Хуже будет позволить ему нежиться в скучном комфорте посредственности. Помните, любой сюжет жесток. Можете назвать это жестокостью из милосердия, суть в том, что враг – тот же возлюбленный, только в другой форме. Точно так же влюбленная в Адониса Венера пронзает его клыками. Это необходимо сделать. Разумеется, мы не убиваем героя, ведь это положило бы конец истории. Но это совсем не значит, что герой не может умереть. Смерть Лира и Корделии – практически неизбежный финал пьесы, однако сам Лир изменился задолго до этого, сбросив и королевские одеяния, и королевскую личину в голой пустоши, а вновь оказавшись в объятьях любимой дочери, был восхитительно честен и мучительно удовлетворен. Ложного Орфея, пребывающего во власти заблуждений, необходимо было растерзать в клочья, чтобы из них могло родиться нечто иное. Из них должен появиться сам Орфей – настоящий, а значит, цельный, счастливый и полноценный. И впредь ничто и никогда не будет угрожать ему. По крайней мере, пока не выйдет сиквел.

Возрождение

Когда Энди кричит вслед Билли, что тот недостоин зваться Митчеллом, Билли все еще считает себя ничтожеством. Билли останавливается. Ложный Орфей начинает трещать по швам и разваливается. А затем навстречу Энди возвращается воплощение самой сути Митчеллов. Я назвал это возрождением, просто чтобы подчеркнуть, что это и есть настоящий Билли. Вскоре фальшивка вновь займет его место, но на мгновение мы увидели его таким, какой он есть. Именно от вас, от сценариста, зависит, какой урон нанести ложной идентичности своего персонажа. Чем старательнее вы будете ее уничтожать, тем больше раскроется настоящий герой. Самое потрясающее, что никогда не знаешь, насколько далеко можно зайти. Зритель трепещет, когда думает: «Все, ему крышка». Несмотря на итоговую трагедию Лира, в финале пьесы король – истинный король, которым он не является в начале, отрекшись от собственной дочери. Изгнание Корделии равноценно тому, как Адонис отвергает Венеру, а Орфей сомневается в Эвридике. Очищение этих героев произойдет только в том случае, если Корделия, Венера и жительницы Фракии разорвут их на части. Только так их можно будет собрать воедино. Венера подбирает цветок, на который пролилась кровь Адониса. Музы собирают по частям растерзанное тело Орфея. В похожем мифе Зевс сохраняет маленькую, но очень важную частичку Диониса.

Сколько бы историй вы ни рассмотрели сквозь призму этих шагов, обнаружится, что они неизменно повторяются в той или иной форме. Также вы заметите, насколько тесно они связаны с пятичастной конструкцией. Что еще интереснее, эти шаги можно применить к собственной Основе, чтобы разобраться, почему вы сделали ту или иную заметку. Вы обнаружите, что в рамках молекулярной структуры каждого происшествия, которое стоит записать, уже функционирует часть рассматриваемой парадигмы. Возможно, парадигма просто проникла в наш образ мысли благодаря постоянному использованию в литературной традиции, частью которой мы являемся, что делает ее просто условностью. Даже то, что мы понимаем, что данная форма присуща каждому моменту, достойному рассмотрения, попросту означает, что мы культурно выросли и способны понять мир с позиции определенных терминов. И наоборот, мифы создаются, чтобы рассказывать об извечном устройстве человеческой жизни. Вот и все. Так мы живем. Миф пронизывает сиюминутный материал – конкретные ситуации – раскрывая их глубинную суть, универсальную форму человеческого опыта. Зеркало может меняться день ото дня, век от века, но отражать все равно будет только природу.

Когда я просматривал записи, сделанные одной долгой ночью в СМП, «Женщина с крысами» не показалась мне особенно интересной. Но, как я уже говорил, было что-то в ее нужде, в том, как она тянулась к этому равнодушному миру, частью которого я неумышленно стал, что продолжало изводить и разъедать меня, тюкать мое самодовольство, мою пристрастность. В конце концов, к счастью, оно нашло трещинку, и фасад мой разлетелся. Когда я осознал, как мир отворачивается от людей, которых считают бесполезными, это оказало огромное влияние на мои собственные жалкие потуги. На место безразличия пришло сострадание. На место пренебрежения – участие. Орфическая парадигма, как мы видели, не просто базовый пример превращения нарративного опыта в литературную конструкцию (да, возможно, придется прочесть эту фразу еще разок), но и способ сбора основы. Наше путешествие в Подземное царство, принесение в жертву предрассудков и повторное открытие истин, скрытых за внешним блеском, – вот суть этого искусства. Все остальное – просто подбор правильных слов.

Раскадровка

Простое искусство продвижения повествования хоть и менее изящно, чем законы действия, и менее поэтично, чем орфическая парадигма, но тем не менее полезно. Во многом оно отражает принцип азбуки. Вы прорабатываете ключевые моменты, без которых история не будет тем, чем должна быть. Набрасываете их. Сопротивляетесь искушению впасть в детали (хотя нет ничего плохого в том, чтобы делать заметки на листке бумаги). Фокус в том, чтобы придерживаться основ. В частности, этого можно добиться, если ограничить число сюжетных точек и на первом этапе свести их к шести или, может, к восьми.

Как только вы их отметите, то увидите, что пространная история приняла очертания, причем от начала до конца. Можно взглянуть на то, что получилось, долгим, холодным взглядом. Если брать сюжетные точки в целом, должно возникать ощущение, что они о чем-то говорят, причем путь героя четко пролегает от одной точки к другой. По отдельности они должны обладать значением и динамикой.