Этика - Аристотель Страница 34

Поэтому-то животных нельзя назвать невоздержанными, так как у них нет общего понятия (υπόληπσις), а только представление, касающееся частного, и память. Каким образом устранить незнание невоздержанного и сделать его опять знающим? Таким же, как у пьяного и спящего; состояние невоздержанности не имеет в этом отношении специальных особенностей. О способе же следует выслушать физиологов.

Итак, меньшая посылка есть мнение касательно предмета ощущения, и она руководит действиями; а ее-то именно и не имеет человек, объятый страстью, или же если и имеет, то это обладание не есть знание, а слова, похожие на изложение Эмпедокловой системы пьяным, а ввиду того, что меньшая посылка не общая и не имеет такого научного значения, как общее, то выходит, что Сократ, кажется, прав в том, что утверждал, ибо страсть не возникает там, где руководит истинное и действительное знание, и не это знание отвлекается страстью, а чувственное.

§ 6. Этого будет достаточно относительно того, может ли быть знающий человек невоздержанным или нет и каким образом он может быть невоздержанным. Теперь по порядку следует сказать о том, может ли кто-либо быть безотносительно невоздержанным или все лишь отчасти невоздержанны, и если есть [безотносительная невоздержанность], то в чем она проявляется. Ясно, что воздержанные и сильные, а также и невоздержанные и изнеженные проявляются в наслаждениях и страданиях. Из того, что производит наслаждение, одно необходимо, другое же хотя и подлежит выбору, однако допускает избыток. Необходимы телесные наслаждения (сюда я отношу такие, как наслаждение пищей и любовью, и тому подобные телесные, которых, как мы определили, касается невоздержанность и умеренность); не необходимы те, которые сами по себе подлежат выбору (сюда я отношу, например, победу, почесть, богатства и тому подобные блага и наслаждения). Тех людей, которые в этих вещах переступают истинный разум, находящийся в них, мы не называем безотносительно невоздержанными, а добавляем: невоздержанными в денежном отношении, или в выгоде, или в почестях, или в гневе; не называем их, таким образом, безотносительно невоздержанными, как других, с которыми они имеют лишь сходство, подобно тому, как победитель на Олимпийских играх, называвшийся ανϑροπος; в нем общее понятие мало отличалось от частного случая, однако все же отличалось ^[13]. Доказательством служит то, что невоздержанность порицается не только как ошибки, но как порок известного рода, будь то в безотносительном, или в относительном смысле, между тем как никто за приведенную [невоздержанность] не порицается.

Тот, кто в чувственных наслаждениях, в которых, как мы сказали, проявляется благоразумный и необузданный, преследует избыток приятного и избегает избытка страдания, как например, голода и жажды, тепла и холода и всех ощущений осязания и вкуса, но делает это не намеренно, а против намерения и рассудка, тот называется невоздержанным, и невоздержанным относительно чего-либо, как например, относительно гнева, не безотносительно невоздержанным. Доказательством тому служит, что изнеженными называют людей ради этих [чувственных наслаждений], а никогда ради тех [умственных наслаждений]; в силу этого мы иногда отождествляем невоздержанного с необузданным, воздержанного с умеренным, вследствие того, что они имеют дело с одними наслаждениями и страданиями, но не отождествляем других [стремящихся к умственным наслаждениям]. Хотя они и имеют дело с одним и тем же, но не одинаковым образом, ибо одни поступают намеренно, а другие ненамеренно, поэтому лучше следует того назвать необузданным, кто не под влиянием страсти или лишь под влиянием слабой, стремится к избытку [наслаждения] и избегает не очень сильных страданий, чем того, который делает это под влиянием сильной страсти, ибо чего не наделал бы первый, если бы на него напала молодая страсть и сильное страдание при недостатке необходимых средств. Если, как мы это раньше разъяснили, страсти и наслаждения бывают частью хорошими и прекрасными по природе, ибо ведь некоторые наслаждения желательны от природы, а частью противоположными им, и наконец, частью стоящими посередине, как например, деньги, выгода, победа и почести, то относительно всего этого и подобных страстей, лежащих посередине, человек порицается не за то, что он обладает ими или стремится и желает их, а в том случае, если он это делает с излишком. Поэтому-то тех хулят, которые более, чем то предписывает разум, стремятся или подпадают тому, что по природе есть благо и прекрасное, например тех, которые слишком заботятся о почестях или о детях, или о родителях, хотя все это суть блага, и тех хвалят, которые об этом заботятся; однако, пожалуй, и в этом есть избыток, например, если кто-либо, уподобясь Ниобе, станет сражаться с богами, или уподобится Сатиру, прозванному φιλοπατωρ за своего отца: ведь уже слишком глупо, кажется, он поступал. Порочностью все это не может быть названо в силу указанного обстоятельства, что все это само по себе по природе принадлежит к предметам привлекательным и только избыток дурен и должен быть избегаем, но и невоздержанностью это не может быть названо, ибо невоздержанность не только следует избегать, но ее, сверх того, и порицают. В силу сходства душевных состояний и в этом случае тут пользуются словом невоздержанность, прибавляя невоздержанность относительно такого частного предмета, как например, говорят: худой врач и худой актер, хотя безотносительно худыми людьми, может быть, ни одного из них нельзя назвать. Подобно тому, как мы здеcь [слово худой употребляем в относительном значении], так как каждый из упомянутых лиц худ не в силу порочности, а лишь в силу известной с ней аналогии, точно так же мы, очевидно, должны предположить, что и невоздержанность и воздержанность имеют исключительное отношение к тем предметам, к коим его имеют умеренность и необузданность, а относительно гнева говорим мы так лишь в силу подобия; поэтому-то к слову невоздержанный мы добавляем: на гнев, как мы говорим невоздержанный на почести или на выгоду.

Так как некоторые вещи приятны по природе, и из них некоторые безусловно приятны, другие же – сообразно породе животных и людей, далее некоторые вещи сами но себе вовсе не приятны, а становятся таковыми частью в силу болезни, частью в силу привычки, частью в силу порочности самой природы, то можно различать сообразно каждой указанной категории различные приобретенные душевные свойства. Я говорю о зверских свойствах, например, той женщины, которая, как рассказывают, разрезала беременных и пожирала их плод, или тех диких, живущих около Понта, про которых рассказывают, что они любят есть сырое мясо, и даже мясо людей, или о свойствах тех, которые отнимают друг у друга детей как особое лакомство, или, наконец, о тех свойствах, которые приписываются Фалариду. Все это чисто зверские свойства. Одни из них возникают вследствие болезни, а у некоторых вследствие умопомешательства, как например, у того, который принес в жертву свою мать и съел ее, или у того раба, который съел печень своего сотоварища. Другие, напротив, возникают частью болезненным путем, частью в силу привычки, как, например, вырывание волос или привычка грызть ноги, или уголь, или землю: сюда же относится любовь между мужчинами, как, например, ^{[14] [15]}у тех, которые смолоду развратничают. Тех никто не назовет невоздержанными, в которых природа является причиной [их свойства], как никто и женщин не назовет так за то, что они ούϰ οπυίοοσιν, άλλ’ όπυίονται. Точно то же следует сказать о тех, которые имеют болезненные привычки. Обладание подобными зверскими свойствами лежит вне пределов нравственной прочности. У кого они есть, совладал ли он с ними или же они им овладели, того нельзя назвать безотносительно невоздержанным, а лишь в силу известного подобия, подобно тому, как гневливого называют точно таким же образом невоздержанным относительно этой страсти, а не невоздержанным вообще. Всякая чрезмерная глупость, трусость, необузданность и вспыльчивость бывает или зверской, или болезненной; ибо тот, кто от природы всего боится, даже мышиного шороха, тот заражен животной трусостью; с другой стороны, [бывают случаи, что] человек боится кошек. Что касается глупых, то одни глупы от природы, живут исключительно ощущениями, подобно животным, как например, некоторые племена отдаленных варваров; другие, напротив, глупы вследствие болезни, как, например, эпилептики и пораженные сумасшествием.