Что такое жизнь? - Эрвин Шредингер Страница 32

«После смерти любого живого существа дух возвращается в мир духовный, тело – в мир телесный. Однако лишь тела подвергаются переменам. Мир духовный есть единый дух, он подобен свету за миром телесным и светит сквозь каждое рожденное существо, словно сквозь окно. Количество света, проникающего в мир, соизмеримо с размером и видом этого окна. Однако сам свет остается неизменным».

Десять лет назад Олдос Хаксли опубликовал великолепный труд, который назвал «Вечной философией» ^[68]. Он представляет собой антологию работ разных мистиков различных периодов. Откройте ее на любой странице – и увидите множество красивейших высказываний подобного рода. Вы будете потрясены чудесным согласием, царящим среди людей разных рас и религий, не подозревающих о существовании друг друга, разделенных веками и тысячелетиями, расстояниями, каких не найти на нашей планете.

Однако следует заметить, что для западной мысли эта доктрина не близка и неприятна, фантастична и ненаучна. Причина в том, что наша наука – греческая наука – основывается на объективации, а потому не способна адекватно понять предмет знания, то есть сознание. Но я уверен, что именно это и следует исправить в нашем нынешнем образе мышления, может, посредством небольшого вливания восточной мысли. Это будет нелегко. Нам следует помнить об ошибках – переливать кровь всегда нужно с большой осторожностью, чтобы избежать свертывания. Мы не хотим лишиться логической остроты, которой достигла наша научная мысль и какой нет равных ни в одной из эпох.

Тем не менее можно сказать кое-что в защиту мистического учения об «идентичности» всех сознаний друг с другом и с высшим сознанием, в противоположность жуткой монадологии Лейбница. Можно заявить, что доктрину идентичности подтверждает следующий эмпирический факт: никто никогда не испытывал сознание во множественном числе, только в единственном. Никто из нас ни разу не обладал более чем одним сознанием; не существует никаких признаков или косвенных доказательств того, что это когда-либо имело место в мире. Если я заявлю, что в одном разуме не может быть больше одного сознания, это покажется нелепой тавтологией: мы не в состоянии представить противоположное.

Однако возникают случаи или ситуации, когда мы ждем и почти желаем, чтобы это невообразимое событие произошло, если такое возможно. Данный вопрос я бы хотел обсудить более детально и подкрепить свои слова цитатами из сэра Чарльза Шеррингтона, который (редкий случай!) был одновременно гением и серьезным ученым. Насколько мне известно, он не питал склонности к философии Упанишад. Посредством обсуждения я надеюсь расчистить путь будущей ассимиляции доктрины идентичности нашим научным мировоззрением таким образом, чтобы нам не пришлось расплачиваться за это утратой трезвости и логической остроты.

Я только что сказал, что мы не в состоянии даже представить множественных сознаний в одном разуме. Мы можем произнести эти слова, но не описать ими реальный опыт. Даже в патологических случаях «раздвоения личности» две личности чередуются и никогда не действуют одновременно; характерной особенностью заболевания является то, что они не подозревают друг о друге.

Когда во сне, как на кукольном представлении, мы держим в руках ниточки многих актеров, управляя их действиями и речью, мы не догадываемся о том, что делаем. Лишь один из актеров является мной, сновидцем. Я действую и говорю непосредственно через него – и нетерпеливо, встревоженно ожидаю ответа другого актера, не зная, выполнит ли он мою насущную просьбу. Мне в голову не приходит, будто я могу заставить его делать и говорить, что мне заблагорассудится, – и в действительности это не совсем так. Ведь в подобном сне «другой актер» обычно является, осмелюсь сказать, воплощением некой серьезной преграды. Она мешает мне в реальной жизни, и над ней у меня нет власти. Странное положение дел, описанное здесь, очевидно, и есть причина, по которой в старину многие верили, будто действительно общались с людьми, живыми или усопшими, а может, с богами и героями в своих снах. Этот предрассудок весьма живуч. В конце VI века до н. э. Гераклит Эфесский твердо высказался против него, с ясностью, редкой для его местами весьма туманных учений. Однако Лукреций Кар, считавший себя адептом просвещенного мышления, по-прежнему придерживался этого предрассудка в I веке до н. э. В наши дни он, вероятно, встречается реже, но вряд ли исчез совсем.

Позвольте перейти к другому предмету. На мой взгляд, невозможно сформировать идею, например, о том, каким образом мой сознательный разум (который мне кажется единым) мог возникнуть посредством интеграции сознаний клеток (хотя бы некоторых), формирующих мое тело, или каким образом этот разум может в любой момент моей жизни являться их продуктом. Можно подумать, что «клеточное содружество», каковым является каждый из нас, стало бы для сознания отличным поводом проявить множественность, если бы оно было на это способно. Выражение «клеточное содружество» или «клеточное государство» (Zellstaat) в наши дни уже не воспринимается как метафора. Послушаем Шеррингтона: